Тайны инквизиции. Средневековые процессы о ведьмах и колдовстве

Через пять дней обе стороны снова встречаются в суде, и в этот раз Гевара просит их преподобия перейти к оглашению свидетелей, чтобы суд мог завершиться. Доктор Вильяда заявляет о своей готовности сделать это, но дает стороне защиты три дня на предъявление возражений по любой части признательных показаний. Юсе через своего адвоката просит предоставить ему копии всех показаний тех, кто присутствовал при распятии, с указанием имени каждого враждебно настроенного свидетеля, а также дня, месяца, года и места, в которые происходили касающиеся его события. Однако Гевара немедленно возражает, заявляя, что в копиях показаний, выданных Юсе, не будут указаны имена свидетелей или какие-либо обстоятельства, которые позволят ему о них догадаться. Это возражение кажется совершенно формальным, поскольку после всех очных ставок оно вряд ли может принести какую-то пользу. Однако оно все-таки служит какой-то цели, поскольку в конце концов очные ставки ограничились лишь Оканьей и Бенито, а с того момента, когда инквизиторы перестали считать необходимыми очные ставки с другими заключенными, им, видимо, не требовалось подобных стимулов, чтобы заставить тех давать враждебные по отношению к Юсе показания.

Однако преподобный инквизитор довольно надменно отвечает, что он сделает то, чего требует правосудие, и приказывает писцу предоставить Юсе копии всех показаний против него. Правда, из жалобы адвоката Юсе от 29 октября (по истечении назначенных трех дней) совершенно ясно, что требуемые детали все-таки были скрыты.

Из того, что адвокат Санс выдвигает столь серьезное возражение от имени своего клиента, становится понятно, что даже в этот момент вина Юсе в ереси не может считаться установленной. Если бы это было так, Санс, повинуясь клятве, которую он давал, беря на себя этого подзащитного, был бы вынужден отказаться от дела и удалиться.

Юсе отрицает все показания, в которых он обвиняется в активном участии в распятии мальчика, и заявляет, что он не может как следует себя защитить, потому что в предоставленных ему копиях показаний не указаны время и место предполагаемых преступлений, а также имена свидетелей, сделавших эти заявления. Однако, исходя из предположения, что этими свидетелями являются Бенито Гарсиа, Хуан Франко и Хуан де Оканья, он будет отвечать на эти обвинения в меру своих возможностей.

Ответ его состоит из отрицания этих показаний как неприемлемых на том основании, что они не согласуются друг с другом и что каждое из них относится к отдельному случаю, и нет двух таких, которые бы подтвердили какое-либо конкретное обвинение; все они противоречат тому, что эти же свидетели утверждали на очной ставке с подсудимым, когда каждый из них подтвердил, что рассказ Юсе о событиях был правдив. Следовательно, установлено, что в каком-либо из этих двух случаев они солгали, а это значит, что они лжесвидетельствовали и недостойны доверия.

Далее Юсе заявляет, что их нельзя допускать к разбирательствам в качестве свидетелей, поскольку они сами участвовали в совершении преступления. И наконец, он объявляет, что их попытка сделать его замешанным в деле продиктована злобой и мстительностью. Его полное и правдивое признание снабдило инквизиторов фактами о деле и именами преступников, и теперь, поскольку они должны умереть, они полны решимости погубить его вместе с собой – именно поэтому, из злобы и враждебности, они его и обвинили. На этом основании и настаивая на том, что он рассказал инквизиторам полную правду, а сам был лишь свидетелем, а вовсе не участником событий, Юсе строит свою защиту и просит не принимать эти показания как свидетельства против него[410].

Ответ Гевары, хоть и выглядит почти гротескным, вполне типичен и явно приходится суду по вкусу. Он отрицает, что свидетелями двигала враждебность, в которой подозревает их Юсе, и утверждает, что они давали показания «с праведной пылкостью верующих и чтобы уберечь свои души от опасности». Следует помнить, что среди них был Бенито Гарсиа, который считал, что худшее, что он сделал в своей жизни, – это обращение в христианство, и который оставался тверд в своей решимости умереть евреем любой ценой. Только на костре (как мы это еще увидим) он вновь отрекся, чтобы заслужить милость быть задушенным. И однако же, Гевара без колебаний утверждает (хотя он должен знать, что это неправда), что эти люди давали показания «с праведной пылкостью верующих».