Тайны Хеттов

Немецкая наука вообще встретила открытия Грозного с огромным воодушевлением. Его «Предварительное сообщение» на 33 страницах вышло сразу с двумя предисловиями. «Хеттская проблема решена!» — с нескрываемой радостью восклицал в первом из них Отто Вебер. А Эдуард Майер, в то время крупнейший историк древнего Востока, написал в другом: «Ни одно открытие из тех, которые расширяют и углубляют наши познания в древнейшей истории и культуре человечества, не может сравниться по своему значению и грандиозности с теми, о которых сообщает тут господин профессор Грозный!»

Но дело не ограничилось одними восторгами, столь редкими в устах сухих ученых типа Вайднера, Вебера и Майера. Раздались и голоса сомнения, появились противники.

Это было естественно. Сомнения — это автоматически срабатывающий аварийный тормоз, которым наука оснащается в собственных интересах и который для нее столь же необходим, как и критика. Дешифровка хеттского языка, выполненная Грозным, и включение хеттов в семью индоевропейских народов были столь же удивительным, сколь и далеко идущим открытием, и величайшая осторожность в его признании была вполне уместна.

Но, как это часто бывает, наряду с теми, кто выступил с деловой критикой, объявились и противники, которые избрали своей мишенью не существо вопроса, а личность автора: насколько сомнительна принадлежность хеттского языка к индоевропейским, настолько же сомнительна компетенция семитолога Грозного в данных вопросах. На все это, словно заключая дискуссию, Грозный ответил в своей лекции 14 марта 1931 года на проходившем тогда крупнейшем форуме мировой ориенталистики в Сорбонне. Ряд упреков он признал, к другим отнесся иронически: «Один из авторитетов, оспаривая мой метод, доказывал, что wadar не может означать «вода», поскольку де в хеттском языке первый слог этого слова долгий, а в индоевропейском это совершенно исключено. А посему вся теория профессора Грозного абсурдна!».

Что еще к этому прибавить? Разве то, что и после опубликования «Языка хеттов» Грозный продолжал свои изыскания и благодаря коллективным усилиям целого ряда филологов — специалистов по древнему Востоку, особенно Ф. Зоммера, Г. Элольфа, Э. Форрера, И. Фридриха, А. Гётце, Э. Стертевэнта, Г. Оттена и Э. Лароша — хеттский клинописный язык был дешифрован до мельчайших подробностей со всеми необходимыми уточнениями и доработками. А также, может быть, еще и то, что в 1948 году, оглядываясь назад, на грандиозное дело своей жизни, Бедржих Грозный мог с удовлетворением констатировать:

«После девяти лет самой придирчивой проверки всех моих доказательств и признания их справедливыми моя дешифровка хеттского языка и моя теория о его индоевропейском происхождении постепенно сделались достоянием науки, что теперь уже никто не ставит под сомнение».

III. ПОИСКИ, ЗАБЛУЖДЕНИЯ И НОВЫЕ ОТКРЫТИЯ

Глава седьмая. ПО СТОПАМ ТЫСЯЧЕЛЕТИЙ

«Ничего, кроме надежды»

После 28 октября 1918 года[8] осуществилась давняя мечта Грозного: его назначили ординарным профессором кафедры изучения клинописи и истории древнего Востока. Должность эта была предоставлена ему в Пражском университете. Как чеха, из венской библиотеки его уволили. И он об этом не жалел.

С тех пор наука перестала быть для него побочным занятием: с профессорским званием было связано и «жалованье».

Впервые войдя в свой новый рабочий кабинет на философском факультете Карлова университета (кабинет этот помещался в малопригодном доходном доме на Велеславиновой улице), Грозный задумчиво оглядел книжные полки. «Разумеется, науку делают люди, а не библиотеки и приборы. Но тут в самом деле нет ничего, кроме… надежды!»

Его работа началась с решения проблем, о которых он ранее не имел ни малейшего представления. Грозный значительно лучше разбирался в формулах вавилонских астрологов, чем в формулярах, которые ему нужно было заполнить, чтобы получить средства для создания кабинета клинописи. Когда ему удалось справиться с этим, он обнаружил, что, согласно бюджетной разнарядке, в его распоряжении на всё про всё пять тысяч крон. Такой суммы не хватило бы даже на годовую подписку на специальные журналы и пополнение уже существующей библиотеки. Бюрократия столкнулась с ученым самой непрактичной научной специальности, какую себе только можно представить… и все же ученый победил! (Позднее он объяснил суть своей тактики, основной принцип которой был весьма прост: «Только не поддаваться!») И если его упорство еще может не вызвать удивления, то поразителен организаторский талант, благодаря которому за несколько лет он создал свой кабинет; немалые заслуги принадлежат ему и в деле основания пражского Восточного института (1922 год), центра ориенталистических исследований, вскоре получившего международное признание.