Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Как ни покажется парадоксальным, но в начале 1943 года, 26 февраля, Кагановичу с помощью ПБ возвратили должность наркома путей сообщений[348]. Видимо, выяснилось, что она была единственно знакомой, освоенной, понятной ему сферой деятельности. Той, с которой он просто в силу инерции, да к тому же в относительно нормализовавшихся условиях, мог совладать. Немаловажную роль в таком назначении сыграло и то, что военные сообщения, наиболее ответственный участок работы Лазаря Моисеевича, остался под контролем Хрулева и Ковалева. Полностью отстранить Кагановича от руководящей деятельности и тем самым окончательно вывести из политической элиты Сталин не позволил. Ему остро требовался свой, лично преданный, всем ему обязанный человек, который всегда и во всем поддерживал бы его. Хотя бы лишним голосом.

По тем же причинам, ради гарантированного при любых обстоятельствах голоса в свою поддержку, Сталин сохранил в узком руководстве и Ворошилова. Правда, смог наделить его после всего происшедшего, да и то лишь 19 апреля 1943 года, откровенно номинальным, чисто формальным постом — председателя Трофейного комитета ГКО[349]. Правильнее говоря, в соответствии с уточненной субординацией, в структуре НКО — своего наркомата. Поставил под его начало не столько собственно фронтовые и армейские отделы Управления трофейного вооружения, имущества и металлолома НКО, их отдельные бригады и батальоны, сколько Музей-выставку трофейной техники, которую разместили в Москве, на территории Центрального парка культуры и отдыха.

В весьма схожем с Кагановичем положении с 11 ноября 1943 года оказался и Андреев. Решением ПБ на него возложили обязанности наркома земледелия, чуть понизив прежнего главу ведомства, И. А. Бенедиктова — до уровня первого замнаркома[350]. Тем самым Андрею Андреевичу отныне предстояло не только спрашивать с других за работу сельского хозяйства, но и отвечать за нее самому. Однако следует признать, что в значительной степени такая «ответственность» была облегчена совместным постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 декабря 1942 года, подписанное Сталиным и тем же Андреевым. Ими воспрещалось «собирать данные о фактическом намолоте урожая в колхозах, как искажающие действительное положение дел». Вместо нормального учета вводился откровенно фиктивный — «видовая оценка, производимая органами ЦСУ до начала уборки»[351] (выделено мною. — Ю. Ж.).

Как уже отмечалось выше, потерпел вторично фиаско и Вознесенский. После стремительного, поразившего всех взлета, возвышения до положения второго лица в государстве, его сферу деятельности вновь, как и в начале быстротечной карьеры, ограничили Госпланом СССР, несколько утратившим свою прежнюю роль. Зато его былой заместитель и преемник Сабуров наоборот резко поднялся вверх. Освободившись от работы в фактически подконтрольном ГКО Госплане, стал полноправным, а не только по должности, заместителем главы правительства СССР. Столь же серьезное доверие оказали и Косыгину. 21 июня 1943 года его назначили, оставив одним из зампредов СНК СССР, еще и председателем Совнаркома Российской Федерации[352], чем весьма расширили его реальные властные полномочия.

Прежнюю значимость, несмотря на кратковременную опалу, сохранили еще два «капитана индустрии» — зампреды СНК Советского Союза Малышев и Первухин.

Малышева 1 июля 1942 года решением ПБ освободили от одной из двух занимаемых им должностей — наркома танкопрома. Сняли за невыполнение программы выпуска танков Т-34 в июне, назначив на его место директора Кировского завода И. М. Зальцмана[353]. И само решение, и его обоснование были явно надуманными. Преследовали лишь одну цель — продемонстрировать былое якобы всесилие прежнего узкого руководства, выступавшего как ПБ. Нанести хотя бы косвенно удар по отвечавшему за производство танков Молотову, и тем самым несколько укрепить престиж Вознесенского. Символичность, даже условность наказания, его истинную цель подтверждало то, что Малышева все же оставили на более значимом посту — зампреда СНК СССР, с 19 сентября, «наблюдавшего» за работой трех не менее важных по условиям военного времени наркоматов: тяжелого машиностроения, электропромышленности, связи[354]. Опала, точнее — создание видимости ее, продлилась ровно год. 26 июня 1943 года, теперь уже решением не ПБ, а ГКО, что стало весьма показательным, Малышева восстановили на посту наркома танкопрома[355]. Аппаратная игра в данном случае не принесла ощутимой пользы Вознесенскому.