Тайны Кремля<br />Сталин, Молотов, Берия, Маленков

Позволяло же сделать это лишь одно: возвращение в узкое руководство В. М. Молотова. Единственного человека, не только остававшегося оппонентом Берия, но и достаточно популярным как в народе, так и у значительной части аппарата. Ведь несмотря ни на что, Вячеслав Михайлович сохранил былой ореол «ближайшего соратника» Сталина, при котором он далеко не случайно считался вторым лицом в партии и государстве, десять лет возглавлял Совнарком СССР.

Но именно такой, весьма профессиональный и удачный ход в «аппаратной игре» неизбежно повлек за собою разрастание узкого руководства до «пятерки», хотя «триумвират» при этом отнюдь не исчез, не утратил своего подлинного всевластного значения. Вторые роли пришлось отвести Н. А. Булганину, чья политическая ориентация в те дни остается до сих пор загадочной, а также Л. М. Кагановичу, который, скорее всего, поддерживал бы Молотова, а заодно и подчеркивал бы лишний раз незыблемую преемственность новой власти.

Вся эта предположительная, достаточно сложная и изощренная комбинация завершилась возникновением той изрядно подзабытой в Советском Союзе конструкции власти, которая спустя десять дней получила название «коллективного руководства». Однако «коллективность» его зиждилась не на общности устремлений, не на единстве избранных целей и согласованности единомышленников в их достижении, а на прямо противоположном. «Коллективность» обуславливалась, напрямую зависела, поддерживалась, сохранялась принципиально иным — с огромным трудом сбалансированными противоречиями, разнородными взглядами и интересами членов «триумвирата», их откровенными и небезосновательными притязаниями на единоличное, как исстари повелось, лидерство. И хотя достигнутое равновесие сил пока еще не обрело постоянной устойчивости, не стало привычным, почему должно было восприниматься как вынужденное, чисто временное явление, все же именно оно не только оказалось первым раундом жесткой борьбы за власть, но и позволило приступить к тому, что Хрущев назвал «распределением портфелей».

На это и ушли два дня — 2 и 3 марта.

Утром 4 марта, приблизительно в поддень, секретари ЦК, судя по всему, тщательно скрывавшие результаты прошедших переговоров, начали свою обычную рутинную деятельность. Рассмотрели, а вернее, просто завизировали, выразив тем свое согласие, три проекта решений самого заурядного характера: по заявлению Б. С. Агафонова об организационных вопросах науки; по записке Н. Г. Пальгунова о создании в ТАСС группы международных обозревателей; о работе школ в Ставропольском крае[776]. А потом вдруг, как по тревоге, оставили привычные обязанности и кабинеты ради более важного — присутствия на неожиданно даже для них созванного экстренного заседания фактически последнего бюро президиума ЦК. Стали свидетелями принятия тех решений по «организационным вопросам», которые определили жизнь Советского Союза на последующие два года.

Прежде всего было признано необходимым реорганизовать властные структуры, упростив и сократив их. «Иметь в Совете Министров СССР вместо двух органов — президиума и бюро президиума, один орган — президиум», в состав которого должны были войти председатель Совета Министров и его первые заместители, являвшиеся одновременно и членами президиума ЦК. Аналогичную перестройку претерпели и высшие партийные органы, где также были слиты бюро президиума и президиум ЦК.

Вторая группа вопросов, естественно, определила персональный состав новых органов власти. Президиум ЦК включил, помимо членов упраздненного бюро — Г. М. Маленкова, Л. П. Берия, К. Е. Ворошилова, Н. С. Хрущева, Н. А. Булганина, Л. М. Кагановича, М. 3. Сабурова, М. Г. Первухина, еще В. М. Молотова и А. И. Микояна. Президиум же Совета Министров оказался вдвое меньшим: председателем утвердили Маленкова, а его первыми заместителями — Берия, Молотова, Булганина и Кагановича.

Наконец, для того, чтобы юридически оформить и, тем самым, официально закрепить реорганизацию, решили провести не 4 марта, а лишь S марта, в 8 часов вечера совместное заседание Пленума ЦК КПСС, Совета Министров и президиума Верховного Совета СССР.

Важность происшедшего оказалась настолько очевидной, что информацию о нем, хотя и в донельзя завуалированной форме, почти незамедлительно предали гласности. Газета «Правда» в передовой статье номера уже за 5 марта «Великое единство партии и народа» при традиционном объеме, заполненном дежурным, по сути бессмысленным набором пропагандистских штампов, упомянула лишь три фамилии. Разумеется, Ленина, Сталина и еще… Маленкова. Только их. Тем самым, не только как бы предвосхищалось безусловное и единогласное одобрение смены руководства на совместном заседании. И его участникам, и всем остальным руководителям — среднего и низшего звена, прямо указывалось, чьи распоряжения и указания отныне следует принимать к беспрекословному исполнению, на кого именно ссылаться прежде всего и пренепременно в статьях, выступлениях.