Тайны Кремля

«В сценарии, — писал Александров, — имеются следующие недостатки: в качестве единственной причины борьбы Ивана IV за усиление централизации Русского государства выставляется необходимость еще большего объединения его перед лицом внешней опасности. Это одна из важных причин. Но не менее важной причиной усиления борьбы за централизацию Русского государства в XVI веке являлось внутреннее развитие Русского государства, особенно быстрый рост хозяйственных связей… В связи с этим выросли новые слои населения (купечество, торговый люд городов), которые вместе со значительным слоем дворян поддерживали Ивана IV в его борьбе против бояр. Все эти моменты можно показать введением одной новой сцены — сцены борьбы различных группировок в Москве после отъезда Ивана IV в Александровскую слободу. Без показа этой борьбы для советского зрителя будет непонятным, почему москвичи решили, что „нельзя без царя“ и пошли в Александровскую слободу просить Ивана IV вернуться на царство. Кроме того, в фильме нужно показать, что Иван IV в борьбе с боярством был недостаточно последователен»[381]. (Спустя четыре года последнее замечание Александрова Сталин повторит как одну из основных претензий ко второй серии фильма.)

Новые критерии и оценки, даваемые УПиА тем или иным сценарием, несколько месяцев оставались известными только их авторам. Даже летом 1943 года, когда изменения идеологического курса приобрели уже достаточно отчетливые очертания, Щербаков, и тем более Александров, не сочли возможным познакомить с ними деятелей кино. На совещании, созванном 31 июля на Старой площади, Щербаков сообщил писателям, драматургам, режиссерам не конкретные задания, не установки партии, а иное. Сценаристы, мол, обязаны сами осознать, что же ждут от них. Дал понять, что требуются не слепые исполнители чужой воли, а сознательные сторонники. Люди, самостоятельно пришедшие к необходимым взглядам, сами занявшие определенную твердую позицию. И предложил пока единственную форму помощи — «совет».

«В армии, — заметил Щербаков, — там вся жизнь определяется приказами, наставлениями, приказаниями. Казалось бы, где-где нет места для совета, а тем не менее в армии наше руководство — Ставка верховного главнокомандования — требует от людей, чтобы советовались. Учат там: до того, как приказ, допустим, написан, люди советуются, потому что могут появиться новые мысли, новые предложения, которые могут быть учтены в приказе. Вот пока приказ не издан, надо советоваться. Как только приказ принят, он подлежит неукоснительному выполнению. Берется под контроль, следят за его выполнением. Если в армии люди советуются, так, разумеется, в искусстве должны обязательно советоваться».

Иными словами, весьма прозрачно намекнул: очередной приказ по армии искусств пока не отдан. Лишь готовится. И все могут внести в него свою лепту. Ну, а если не захотят, да еще и не посоветуются, то пусть пеняют на себя. Напомнил, что для того существует критика:

«Как может развиваться искусство без критики? — добавил Щербаков. — Это невозможно. Это значит поставить искусство в тепличные условия, под стеклянный колпак. Критика должна быть, во-первых, вокруг Союза советских писателей и вокруг комитета по делам кинематографии. Они прежде всего должны организовать эту критику, критику товарищескую. Причем следует так разнести, чтобы камня на камне не осталось»[382] (выделено мною. — Ю. Ж.).

Однако первый удар критика, и притом отнюдь не «товарищеская», коллег, а партийная — УПиА, нанесла не по киноискусству, как можно было бы предположить, а по литературе. Ведь, в конце концов, главное в фильме — сценарий, а его создают писатели, драматурги — члены ССП. И именно они на совещании 31 июля составляли большинство. Более того, присутствовал вместе с ними и генеральный секретарь Фадеев. Но ни он, ни никто другой не сделали должных выводов. Не «организовали» необходимой критики. Не кулуарной, в виде записок в ЦК, как прежде, а открытой, на заседаниях правления и секретариата союза, на страницах собственной газеты «Литература и искусство». Только потому УПиА и взяло на себя роль инициатора процесса.

В ноябре 1943 года управлением был подготовлен проект постановления «Об ошибках в творчестве И. Сельвинского». «ЦК ВКП(б), — отмечалось в нем, — считает, что в стихотворениях И. Сельвинского „Россия“, „Кого баюкала Россия“ и „Эпизод“ содержатся грубые политические ошибки. В стихотворении „Кого баюкала Россия“ Сельвинский клевещет на русский народ, утверждая, будто бы душа русского народа обладает какой-то „придурью“ и пригревает уродов. В халтурном стихотворении „Россия“ содержатся вздорные и пошлые рассуждения о нашей родине („Люблю тебя, люблю тебя до стона и до бормотанья“). В пошлейшем, враждебном духу советских людей стихотворении „Эпизод“ дается клеветнически-извращенное изображение войны.