Тайны Кремля

Лишь бегло коснулся Сталин действительно принципиально нового, самого главного, что и привносила Конституция в жизнь страны — и самих политических прав, свобод, и того, что все они отныне предоставляются всем без исключения, уничтожая прежнюю категорию «лишенцев». Сконцентрировал внимание на том, что их обретают граждане вне зависимости от пола, образования, оседлости, национальности или расы. Права: на труд, отдых, пенсии по старости и нетрудоспособности, неприкосновенность личности, жилища, тайны переписки. Свободы: совести, слова, печати, собраний и митингов, шествий и демонстраций, объединений. Говорил Сталин о том, что в предложенной формулировке они представляют действительно шаг вперед даже по сравнению с правами и свободами западных демократий. И вполне сознательно обошел важнейшую в данном случае «деталь» — отсутствие каких-либо четко выраженных гарантий этих прав и свобод, только и приводящих на деле к подлинному народовластию. Не счел нужным, если и хотел, растолковать: в действительности новая Конституция — «одежда на вырост», рассчитана на отдаленное будущее. Она предполагала сначала завершение культурной революции и только потом, уже на основе всеобщей грамотности, да еще и в нескольких поколениях, появление, утверждение гражданского общества. Осознание гражданами себя как единственного источника и носителя власти, умение пользоваться своими правами и свободами, делать сознательный выбор.

Не стал Сталин привлекать всеобщего внимания и к иному — сохранению старого. По сути бесконтрольных исполнительных органов с «вертикальной», всеохватывающей, основанной на жестком и безоговорочном подчинении снизу доверху, от исполкомов городов и районов, областей и краев, через совнаркомы автономных и союзных республик, до СНК СССР, конструкцией. Той самой, которой Конституция 1924 года отвела девять из одиннадцати глав второго, основного раздела, а 1936 года — восемь глав из тринадцати. И к тому, что если поначалу было всего десять наркоматов (включая ВСНХ), то теперь их стало уже двадцать три, вместе с комиссиями, комитетами. Количество же их росло исключительно за счет отраслевых, что было весьма симптоматично. Зато с готовностью Сталин откликнулся на предложение создать еще один наркомат, также отраслевой — оборонной промышленности[15].

Именно так и возникла возможность двойной трактовки смысла, оценки Конституции 1936 года. Одной — теми, кто воспринимал ее по докладу Сталина. Мировым коммунистическим движением, широкими полуграмотными массами населения СССР, конформистски готовыми привычно воспринять обещаемое за действительность, традиционно перенести представление о далеком будущем на текущий день. Другой — весьма немногими, теми, кто обращался непосредственно к тексту основного закона, критически сопоставлял его с реальной жизнью страны; видевшими, в зависимости от своих политических взглядов и убеждений, в новой Конституции доказательство перерождения революционной партии, отход ее под влиянием Сталина от марксистско-ленинского учения, забвение интересов пролетариата и мировой революции. Либо, наоборот, вопиющий обман и лицемерие, попытку использовать декларацию свобод, чтобы скрыть страшный произвол, полное пренебрежение правами и свободами граждан.

Но все же, несмотря ни на что, Конституция, сразу же объявленная официозной пропагандой «сталинской», принятая VIII съездом Советов СССР 5 декабря 1936 года, коренным образом изменила политическую систему страны. Заложила прочный фундамент подлинной демократии, в силу исторических условий пока только провозгласив ее три основополагающих принципа: равенство прав для всех; принадлежность власти всему населению (юридически «трудящимся» при том, что «не трудящихся» больше не было, как констатировала та же Конституция и Сталин); выборность всех органов власти и составляющих политическую основу СССР — Советов. Правда, отсутствовали остальные такого же рода принципы: обязательное разделение власти «по горизонтали»; незыблемые гарантии обеспечения прав и свобод. Им еще предстояло вызреть.

Вместе с тем принятие Конституции не менее четко обозначило, предопределило и иное, более злободневное. Прежде всего то, что до появления гражданского общества вакуум власти неизбежно заполнит единственно реально существовавшая, способная и готовая к тому сила — бюрократия. В ней же, под прямым воздействием происходивших в стране процессов, столь же неизбежно развернется борьба за абсолютное первенство между двумя ее составляющими — старой партократией и возникшей за годы индустриализации технократией.

Глава вторая