Тайны Кремля

Потому-то Трумэн и поспешил последовать совету Черчилля. Сделал то, что не успел Рузвельт. Уже 18 апреля главы США и Великобритании направили Сталину самое, пожалуй, жесткое за все четыре года войны совместное послание. Разумеется, посвященное польской проблеме — «с тем, чтобы не было недоразумений в связи с нашей позицией по этому вопросу». Фактически ультимативно потребовали «немедленно» пригласить в Москву для запланированных в Ялте переговоров о формировании правительства национального единства представителей трех политических группировок. Сделать это обязательно: «для того, чтобы предотвратить крушение, со всеми неисчислимыми последствиями, наших усилий разрешить польский вопрос»[470].

Как показал ответ Сталина, прогноз, сделанный Кессиди в ноябре 1944 года, начинал сбываться. Но пока отчасти — применительно только к внешней политике. Иосиф Виссарионович действительно стал проводить «умеренно-консервативный» курс, если понимать под ним стремление добиваться любыми способами собственных целей, далеко не всегда совпадающих с теми, что преследовали его союзники. Поступал не менее решительно и безоглядно, нежели Черчилль или Рузвельт в Западной Европе. Ставил у власти, всячески поддерживал, и притом вполне открыто, верные Советскому Союзу режимы в Польше и Румынии. В основных сопредельных странах, призванных, по замыслу Сталина, способствовать обеспечению национальной безопасности СССР, стать потому зоной его жизненных интересов. Закреплял юридически, на десятилетия, союзами о дружбе и взаимопомощи с ними. Поначалу, естественно, с Польшей — 21 апреля. А заодно, использовав предоставившуюся возможность, с Югославией — 11 апреля.

24 апреля Сталин решительно и твердо объяснил Трумэну и Черчиллю мотивы своего поведения: «Польша граничит с Советским Союзом, чего нельзя сказать о Великобритании и США. Вопрос о Польше является для безопасности Советского Союза таким же, каким для безопасности Великобритании является вопрос о Бельгии и Греции.

Вы, видимо, не согласны с тем, что Советский Союз имеет право добиваться того, чтобы в Польше существовало дружественное Советскому Союзу правительство, и что советское правительство не может согласиться на существование в Польше враждебного ему правительства. К этому обязывает, кроме всего прочего, та обильная кровь советских людей, которая пролита на полях Польши во имя освобождения Польши. Я не знаю, создано ли в Греции действительно представительное правительство и действительно ли является демократическим правительство в Бельгии. Советский Союз не спрашивали, когда там создавались эти правительства. Советское правительство и не претендовало на то, чтобы вмешиваться в эти дела, так как оно понимает все значение Бельгии и Греции для безопасности Великобритании».

Не удержался Сталин в своем ответе и от того, чтобы подчеркнуть появившийся разлад в прежних отношениях. «Надо признать, — писал он, — необычными условия, когда два правительства — Соединенные Штаты и Великобритания — заранее сговариваются по вопросу о Польше, где СССР прежде всего и больше всего заинтересован, и ставит представителей СССР в невыносимое положение, пытаясь диктовать ему свои требования. Должен констатировать, что подобная обстановка не может благоприятствовать согласованному решению вопроса о Польше»[471].

И все же, тщательно взвесив все возможные последствия прекращения, даже временного ослабления налаженных отношений с Вашингтоном и Лондоном, Сталин вынужден был пойти на определенные уступки, явно смягчив свой натиск. Сделал это ради того, чтобы не потерять главную позицию, занятую за годы войны — одного из трех вершителей судеб мира. Позицию, которую очень легко можно было утратить на конференции в Сан-Франциско.

При окончательном определении устава ООН, то есть принципиально новой политической структуры, призванной обеспечить координацию международного сотрудничества на весьма продолжительный срок, развернулась изощренная дипломатическая борьба. Четко и недвусмысленно обозначился переход от прежнего, хорошо изученного, успешно использовавшегося Сталиным и Молотовым механизма принятия решений по всем вопросам консенсусом, к новому, непредсказуемому. К процедуре открытого голосования, при которой СССР не мог даже надеяться на поддержку большинства Генеральной ассамблеи. Органа, по замыслу США и Великобритании, должного стать основным для ООН.