Тайны Кремля

Во-вторых, Сталин не обошел и проблему возможности превращения Германии в некоего вассала, подпадение ее под «иго». «Я считаю исключенным, — отметил он, — использование Германии Советским Союзом против Западной Европы и Соединенных Штатов Америки. Я считаю это исключенным не только потому, что Советский Союз связан договором о взаимной помощи против германской агрессии с Великобританией и Францией, а с Соединенными Штатами Америки — решениями Потсдамской конференции трех великих держав, но и потому, что политика использования Германия против Западной Европы и Соединенных Штатов Америки означала бы отход Советского Союза от его коренных интересов. Говоря коротко, политика Советского Союза в германском вопросе сводится к демилитаризации и демократизации Германии».

Заодно, воспользовавшись предоставившимся случаем, попытался Сталин и сформулировать свое понимание более общего. Не столько практического, сколько теоретического, и интересного, важного скорее не Западу, а советским людям. Подтвердил лишний раз свою твердую веру в «возможность дружественного и длительного сотрудничества Советского Союза и западных демократий, несмотря на существование идеологических разногласий», и в «дружественное соревнование между двумя системами». Проще, выразил убежденность в возможности, необходимости мирного сосуществования.

Пересмотрел прежнюю оценку узким руководством роли ядерного оружия. Вернулся к первоначальной, оптимистической, выраженной в первом советском комментарии, данном журналом «Новое время». «Я не считаю, — отметил Сталин, — атомную бомбу такой серьезной силой, какой склонны ее считать некоторые политические деятели. Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных, но они не могут решать судьбы войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб». «Конечно, — признал Сталин, — монопольное владение секретом атомной бомбы создает угрозу, но против этого существуют, по крайней мере, два средства: а) монопольное владение атомной бомбой не может продолжаться долго; б) применение атомной бомбы будет запрещено». Сделал именно такое заявление только потому, что уже твердо знал — советские ученые создают собственное ядерное оружие. Но так как на это уйдет немало времени, пока следует не поддаваться атомному шантажу. Доказывать, что на Советский Союз он повлиять не может.

Наконец, в том же интервью продемонстрировал Сталин, но до предела кратко, без объяснений, излюбленных им обоснований, готовность в будущем вернуться к своему прежнему, 1938 года, суждению о невозможности построения коммунизма в условиях капиталистического окружения. Пока весьма уклончиво согласился с Вертом: «коммунизм в одной стране вполне возможен, особенно в такой стране, как Советский Союз»[546]. Далеко не случайно употребил слово «возможен». Исключил, тем самым, любую определенность, категоричность, обязательность. Сказал именно так, чтобы оставить за собой право в будущем вернуться к такому прогнозу. Подтвердить или опровергнуть его в зависимости от обстоятельств или политических требований.

Не улучшилось осенью 1946 года и внутриполитическое положение. Хотя с окончания войны миновало более года, в Прибалтике, западных областях Украины не ослабевало вооруженное сопротивление националистов-сепаратистов. Действовали они, сея страх и смерть, создавая безысходность для мирного, пытавшегося оставаться нейтральным, населения. И не только небольшими, разрозненными отрядами и группами, но и крупными, координировавшими свои операции соединениями, как Украинская повстанческая армия.

Разрастались трагические последствия и жесточайшей засухи, усугубленной затяжными дождями в Сибири во время жатвы. Привели к давно забытому, страшному результату — голоду, исключавшему даже мысль о выполнении обещанного — отмене карточной системы. Кроме того, в ущерб собственному положению, приходилось выполнять обязательство о поставках зерна во Францию, принятое довольно безрассудно в самом начале апреля[547]. Следовало, в силу политической необходимости, помогать продовольствием, одновременно соглашаясь на сокращение репараций, также пострадавшим от невиданной засухи Румынии и Венгрии. Да еще обеспечивать устойчивое, самое высокое по стране потребление продуктов питания для Эстонии, Латвии, Литвы, чтобы такой мерой предотвратить возможный взрыв недовольства всего населения республик, который могли спровоцировать националисты.