Тайны Кремля

Тем временем союзнические отношения с Великобританией даже до заключения договора начали обретать конкретные черты. 27 июня в Москву возвратился С. Криппс, но не один, а в сопровождении облеченных всеми необходимыми полномочиями миссий — военной и экономической, возглавлявшихся генерал-лейтенантом М. Макфарланом и Л. Кадбюри. Три дня Молотов вел с ними напряженные переговоры, уточняя размеры, детали, сроки широкомасштабной, как намечалось, помощи вооружением, техникой, стратегическим сырьем, способы их доставки. Тогда же, 29 июня, после встречи наркома с послом США Л. Штейнгардтом, аналогичные по содержанию консультации начались и с администрацией Рузвельта.

Однако для того, чтобы все ожидаемые поставки действительно смогли принести пользу Красной Армии, оборонной промышленности, следовало прежде всего тщательно продумать, в чем же действительно нуждается страна, и не только в настоящее время, но и на ближайшее будущее. А для того требовалось срочно навести порядок во властных структурах, органах управления.

Ведь больше не приходилось сомневаться, что страна буквально за неделю оказалась на грани полного поражения помимо прочего и из-за существовавшей системы руководства. Многоликой, многоступенчатой, донельзя запутанной, но остававшейся слишком жесткой и потому сковывавшей любую инициативу исполнителей. Да еще усугубила положение и наглядно проявившаяся неспособность Сталина, Вознесенского и Жданова предвидеть события, заблаговременно принимать верные решения. Мало того, их очевидное теперь широкому руководству настойчивое стремление вообще уклоняться от каких-либо решений. Перекладывать их на других, для чего и создавались, собственно, всевозможные чрезвычайные органы, лишь дезорганизовывавшие работу наркоматов, вносившие в нее и без того царившую там путаницу.

Десятилетний опыт, приобретенный Молотовым на посту главы правительства, бесспорный талант политика подсказали ему единственно возможный выход. Следовало срочно создать новый, принципиально иной и по составу, и по задачам, центральный властный орган. Такой, который подчинил бы себе напрямую не только исполнительные структуры, как это было до образования БСНК, но обе ветви реальной власти — государственную, партийную. Взял бы, и притом совершенно официально, открыто, всю ответственность за судьбу страны, народа, строя.

Задуманное не только выглядело как переворот, но по сути и являлось таковым. Ведь предстояло отстранить от власти либо весьма значительно ограничить в полномочиях не только Вознесенского, Жданова, но и Сталина. Вячеслав Михайлович, как никто иной искушенный в кремлевских закулисных интригах, отлично понимал всю опасность подобного предприятия, знал, что в одиночку ничего сделать не сможет. А потому и решил обязательно заручиться полной и безусловной поддержкой тех, за кем была реальная сила, кто разделил бы его оценку ситуации, согласился бы с предлагаемыми действиями. И, естественно, разделил бы с ним и власть, и ответственность.

30 июня днем, к себе в кабинет Дома Совнаркома в Кремле, Молотов пригласил Берия, возглавлявшего госбезопасность, и Маленкова, который после отъезда Жданова фактически вновь стал контролировать аппарат партии. Изложил им свое мнение и встретил с их стороны полное понимание и поддержку[243]. Договориться о формальной стороне дела оказалось легко. Над названием нового органа долго не думали, взяли старое, близкое по смыслу — комитет обороны. Лишь добавили, чтобы подчеркнуть не просто его полную самостоятельность, а и абсолютное верховенство, слово «государственный». Не вызвало также споров, разногласий обоснование — «В целях быстрой мобилизации всех сил народов СССР для проведения отпора врагу», ни функции — «Сосредоточить всю полноту власти в государстве», «Обязать все партийные, советские, хозяйственные и военные органы беспрекословно выполнять решения и распоряжения Государственного Комитета Обороны»[244].

Столь же просто, логично определили и состав ГКО. Разумеется, включили в него самих себя, однако не забыли и Сталина, без упоминания которого акция действительно приобрела бы черты откровенного переворота. Внесла бы еще большую сумятицу, усилила бы хаос, обязательно вызвала бы раскол в обществе и не достигла бы потому своей цели. Но чтобы вождь не почувствовал себя ущемленным, одиноким, лишенным опоры, добавили Ворошилова, заведомо зная, что тот не будет играть никакой самостоятельной роли, останется фиктивным членом комитета.

В таком решении не было, как может показаться на первый взгляд, ни властолюбия, ни тщеславия. Молотовым, Берия и Маленковым двигало, без сомнения, иное. Отчаянная решимость, стремление только к одному — спасти страну. Даже некоторая безрассудность. Сумели понять это, принять члены узкого руководства, вызванные к Молотову, которых ознакомили с проектом. Затем, уже все вместе, они отправились в Волынское. На «ближнюю дачу» к Сталину.