В Холмогорском Успенском монастыре, по данным на 1880 год, проживала монахиня Евстолия (Варфоломеева) в возрасте восьмидесяти одного года, ушедшая туда в 47-летнем возрасте после смерти мужа-священника. Вероятно, по тем же самым причинам в ряде случаев в монастырь уходили сразу несколько членов одной семьи. Так, в 1852 году в Холмогорский монастырь поступили дочери умершего дьячка Григория Гурьева – Ольга и Елизавета. Впоследствии, в 1894 году, Елизавета Гурьева была пострижена в монашество с именем Фивеи. В 1869 году в Горний Успенский монастырь поступили вдова звонаря Вологодского собора 68-летняя Евдокия Строкина и ее 43-летняя дочь Параскева. В 1872 году в Холмогорский монастырь были приняты 62-летняя больная неграмотная вдова дьячка Епифания Попова Анна и две ее дочери – 36-летняя Анастасия и 34-летняя Иулиания. Они прожили в монастыре до 1917 года. При этом в 1904 году Анастасия была пострижена в монашество с именем Серафимы, а Иулиания через три года с именем Сергии.
Да, северные женские монастыри действительно служили пристанищем для обездоленных женщин и девушек, которым не виделось иной дороги, кроме как в монастырь. Однако вряд ли стоит говорить, что те уходили в монастыри исключительно из-за житейской безысходности, не будучи при этом еще и глубоко верующими людьми. Ведь неверующий человек от отчаяния и безысходности скорее покончил бы с собой, чем ушел в монастырь. Вспомним хотя бы героиню некрасовского стихотворения «Выбор», где убитая горем «русская девица, девица красная» ищет себе смерти то в заснеженном лесу, то в проруби, вовсе не помышляя о том, что можно умереть для мира, но продолжать «Богу и людям служить» в монастыре.
Итак, основной причиной ухода женщин и девушек в северные женские монастыри была глубокая религиозность, хотя в ряде случаев поводом для разрыва с миром становились причины социального характера. Но в женских монастырях встречались лица, оказавшиеся там и по несколько иному поводу – например потому, что они были духовными дочерьми основателя монастыря или его игуменьи. Пожалуй, это было наиболее распространено в Сурском Иоанно-Богословском монастыре, основателем которого, как вы помните, был один из величайших русских святых – праведный Иоанн Кронштадтский.
Если проанализировать состав общины Сурского монастыря в первые годы его существования, то нельзя не заметить интересную особенность: большинство послушниц было родом из мест, где проживал или регулярно бывал отец Иоанн (Санкт-Петербургская и Новгородская епархии). Безусловно, то были духовные дочери и почитательницы праведного Иоанна.
И даже после того, как некоторые из них разочаровались в монастырской жизни, они все-таки не покидали монастырь, пока был жив о. Иоанн. Так, послушница Анастасия Боронина, жившая в Сурском монастыре с 1901 года, жаловалась о. Иоанну, что ей и другим сестрам приходится жить по десять человек в холодных кельях, где люди «помещены все более жалкие и несчастные», что игуменья не дает им новой одежды и «из любопытства» читает адресованные им письма. На основании этого она сделала вывод о том, что в монастыре «царит больше все одна неправда», но все же оставалась в нем, как говорится, через силу. Причиной этого было нежелание порывать отношения с о. Иоанном: «Неохота мне выходить из-под Вашего святого покрова, …очень мне неохота выходить, ибо годы мои уже не молодые».
Основателем Сурского Иоанно-Богословского монастыря был один из величайших русских святых – праведный Иоанн Кронштадтский
Однако история этой послушницы, которую удерживало в нелюбимом монастыре только уважение к праведному Иоанну, имела достаточно печальный конец – Анастасия Боронина все-таки вернулась в мир. Это произошло где-то между 1906 и 1910 годами, поскольку, судя по послужным спискам за 1906 год, Анастасия Боронина еще жила в Сурском монастыре, а следующий сохранившийся список сестер монастыря датируется уже 1910 годом. Возможно, она ушла из Сурского монастыря после смерти о. Иоанна, то есть после 1908 года, когда ничто уже не смогло удержать ее в монастыре.
По аналогичной причине оказалась в том же монастыре послушница Мария Коршунова. В письме от 3 марта 1905 года секретарю и родственнику о. Иоанна, И. В. Фиделину, М. Коршунова признавалась, что в Суру ей страшно не хотелось ехать: «Два года тому назад я прямо говорила об этом Вашему дядюшке, но он настоял, чтобы я непременно ехала в Суру, несмотря на представленное мною свидетельство от одного из известных петербургских врачей, в котором мне положительно запрещалась эта поездка», – признавалась она. М. Коршунова покинула нелюбимый ею Сурский монастырь после 1906 года.