В то же время средняя продолжительность нахождения в монастыре за однократное прелюбодеяние составляла год. В случае, если проступок повторялся, срок новой епитимии увеличивался на год или два. Хотя и это не всегда останавливало любительниц разгульной жизни. Так, в 1846 году в Холмогорском монастыре отбывали трехлетнюю епитимию «Холмогорского уезда солдатская женка Марья Олонцова, 36 лет» за вторичное прелюбодеяние, а также «мезенская мещанская вдова Парасковья Личутина, 38 лет» – за третье по счету. А в 1852 году в Холмогорском монастыре содержались присланные туда на два года мезенская крестьянка Аграфена Сумарокова – «за блуд, повторенный уже 4-й раз», и некая «Пинежского уезда крестьянская девка Дарья Васильева Житова… за шестерично повторенный ею блуд». Впрочем, подобные случаи являлись единичными и могут расцениваться как исключение из правил.
Обычно пребывание в монастыре на исправлении оказывалось достаточно действенной мерой для тех, кто попадал туда. Случаи повторения тех же проступков после отбытия епитимии скорее могут свидетельствовать о моральном облике тех, кто их совершал.
Достаточно строгим было и отношение к лицам, совершившим попытку самоубийства. Крестьянка Федосья Лудкова, по каким-то причинам пытавшаяся покончить с собой, отбыла в Холмогорском монастыре полугодовую епитимию.
Но куда более строгим было отношение к сектантам. Так, сосланная в Холмогорский монастырь в 1838 году сектантка-хлыстовка Варвара Лужникова должна была находиться в нем бессрочно, до совершенного раскаяния в своем заблуждении и утверждении в истинных понятиях веры. Для этого с ней в течение нескольких лет регулярно проводил собеседования опытный священник, местный благочинный Иоанн Гурьев. В первое время, судя по рапортам данного священника в консисторию, Лужникова объявляла, будто она «невинно страждет» и «признавала себя христианкою», хотя и не отрицала, что принадлежала к хлыстовству.
Лишь спустя два года Лужникова созналась в том, что действительно находилась в секте. Однако объясняла это желанием «получить дар пророчества», а также тем, что «в секте этой установлено девицам жить честно». 14 августа 1841 года о. Иоанн Гурьев сообщал в консисторию, что Лужникова его «
Однако Лужникова не была освобождена сразу после этого, а пробыла в Холмогорском монастыре еще пять лет. Наконец, в 1846 году указом Архангельской духовной консистории за № 806 ей было разрешено вернуться «на прежнее место жительства, под дальнейший надзор гражданского начальства». 6 июня 1846 года Лужникова покинула Холмогорский монастырь, проведя в нем около восьми лет.
Таким же строгим и недоверчивым было отношение к сектанткам и в монастырях Вологодской епархии. Так, «мещанская девка М. Калугина», придерживавшаяся хлыстовства, была бессрочно заключена в Горний Успенский монастырь и, несмотря на ее заявления, что она «к секте хлыстов отношения не имеет», была освобождена оттуда как полностью раскаявшаяся только пять лет спустя, в 1843 году. Читателю может показаться, что с сектантками обошлись достаточно жестоко, продержав их в монастырях еще несколько лет уже после того, как они заявили о своем раскаянии. Однако это было связано с тем, что их заявления о разрыве с сектой вполне могли оказаться притворными. Поэтому понадобился длительный срок для того, чтобы убедиться, действительно ли они порвали со своими заблуждениями.
Женские монастыри Вологодской епархии осуществляли исправительную деятельность вплоть до конца XIX века. Женские обители Архангельской епархии продолжали служить местом исправления для мирянок несколько дольше – до начала ХХ века. А. Фирсов упоминает о том, что отчасти и в ХХ веке в Холмогорский Успенский монастырь «присылались на увещание и смирение разные раскольницы» [43]. Неизвестно, сколь много женщин принял в ХХ веке на исправление Холмогорский монастырь, хотя, судя по формулировке А. Фирсова, число их было крайне незначительным.
Вероятно, ко второму десятилетию ХХ века исправительная деятельность Холмогорского монастыря сошла на нет. По крайней мере по данным на 1916 год ссыльных и заключенных в нем уже не было. Впрочем, в Ущельском монастыре с ноября 1915 по март 1916 года находилась на исправлении 27-летняя крестьянка Печорского уезда Татьяна Тиранова, отправленная туда по приговору окружного суда за прелюбодеяние с деверем. В монастыре она проживала вместе со своим трехлетним сыном и занималась «приготовлением пищи для рабочих и для себя», то есть исполняла обязанности поварихи. Это – последний известный случай пребывания мирянок на исправлении в женских монастырях Архангельской епархии.