Тайны «Монастырского приюта»

– Особенно Семен Горельский так и прет, – вполголоса пробормотал Сивере. – А полнолуние не помеха?

– Нет, напротив, – ответила Тамара. – К тому же нынче ночью Луна находится в фазе Змееносца. Это тринадцатое, не видимое с Земли созвездие. Луна входит в его стадию крайне редко.

– Никогда о таком не слышал, – произнес Сивере.

– Знают о нем лишь посвященные волхвы и кудесники, – подхватил Алистер. – Названо так в честь персидского принца Заххака, у которого из лопаток росли две змеи. Они питались мозгом младенцев. Заххак обладал необычайной властью над людьми и был бессмертен. Некоторые утверждают, что он жил в этих краях, а другие ассоциируют его с князем Прошяном. Это имя, надеюсь, вам знакомо?

– Еще бы, я сижу на нем, – невозмутимо ответил Сивере, постучав по родовому гербу на каменной рыбе-вишапе. – И я непременно приду тоже к вам на сеанс.

Он взглянул на Анну, прочитав в ее глазах нечто большее, чем просто согласие. Все-таки она была необычайно похожа на богиню Анаит. Вдова возбуждала и притягивала его. Но это была не та животная страсть, возникшая к Оленьке, а совсем иное: борение с собственной душой в желании растворить себя в этой женщине. Он вдруг произнес:

– Хотите, я прочитаю вам стихи армянского классика Аршака Тер-Маркарьяна. Слушайте. Они соответствуют моменту и месту, где мы находимся:

Опять меня приговорила
Эчмиадзина тишина…
На незапятнанных вершинах —
Лучи выводят письмена.
Гремит ручей веселой цепью,
Шумит на склонах виноград,
И беломраморною церковью
Растет над миром Арарат.

Пока он читал, вокруг становилось все тише, а голос его звенел все громче, и взгляды Александра Юрьевича и Анны не отрывались друг от друга, словно испивали невидимую посторонним чашу. Напиток любви и забвения.

– … Вдруг отразится в чистых лужах
Одним мгновеньем – целый век!
Быть может, так же – в свете лунном —
К нему причаливал ковчег?
Шла жизнь… – И потому не надо
Мнить средь вершин себя судьей…
Ночь, вниз швыряя звезды – нарды,
Играет собственной судьбой…

Александр Юрьевич закончил, перейдя в последних строчках на шепот, поскольку они предназначались лишь ей – одной, затем несмело улыбнулся, поклонился и молча пошел прочь.

3

Мало того, что в номере Сиверса были перевернуты все вещи, так еще на его кровати полулежала Оленька Дембович в джинсах, футболке и кроссовках, курила сигарету и сердито щурилась.

– Это все ты натворила? – спросил Александр Юрьевич, застыв на пороге.

– Я, милый, я, проходи в комнату, – ответила она, спустя ноги на пол.

– Зачем, позволь полюбопытствовать?

– Брось эти китайские церемонии, садись. Мы ведь сексом повязаны. Должна же я теперь знать, прячешь ты у себя это или нет?

– А если я попрошу тебя выйти вон?

Девушка легко поднялась, неуловимым движением заломила Александру Юрьевичу руку за спину и опрокинула его на кровать, прижав грудь коленом. Наклонила к нему голову.

– Ну, успокоился? Или поцеловать?

– Ладно, хватит. Пусти. Объясни – что я должен был у себя хранить?

Освободившись, Сивере потер заболевшее плечо. Ну и хватка у этой девчонки. Недаром Прозоров предупреждал, что Дембовичи поднаторели в спец-приемчиках. Впрочем, Стасу они не пригодились…

– Теперь это не имеет значения, – сказала Оленька. – Оно не у тебя. Думаю, ты здесь вообще ни при чем. Хотя Стас указывал в том числе и на тебя.

– Ничего не понимаю, – откровенно произнес Сивере. – Вы тут все с ума посходили! Врываешься в мой номер, что-то ищешь… Клиника какая-то, ей-богу!

– Это тоже «клиника»? – девушка потрясла перед носом Александра Юрьевича листом бумаги, который он аккуратно заполнял накануне, разделив его пополам. – Всем постояльцам ты дал любопытные характеристики, даже нам. Но подход слишком дилетантский. Хотя кое-что мне открылось впервые. Например, то, что труп Матвея Матвеевича ты обнаружил в своей комнате. Интересная картина вырисовывается в подземелье. Со свежей кровью. Что за медальон дала тебе Анна? Что за горбуна ты видел?

И многое другое. Но ответов у тебя все равно нет. Кроме одного слова: клиника.

– Чего ты от меня хочешь? – устало произнес Сивере. Он выхватил у нее листок бумаги. – Воровка.

– Я не воровка, я делаю свое дело, – сказала девушка. – Но после смерти Стаса мне стало в два раза труднее. Скорее всего, убьют и меня. Но это детали. Зато я знаю, что тобой манипулируют так же, как и другими. Ты – такая же мишень, как и все остальные. Не все, конечно, но многие. Но главное, оно – не у тебя. Или ты слишком хитро притворяешься. Тогда… мне придется с тобой поговорить иначе. Уничтожить.