Тайны «Монастырского приюта»

– Так… – невнятно отозвался Александр Юрьевич.

4

Взгляд Прозорова приобрел вампирический блеск, а глаза Багрянородского оказались совершенно холодны и пусты, и Сивере поспешил покинуть бильярдную, дабы совладать с биением сердца и поразмыслить в одиночестве. Теперь ему все больше казалось, что каждый из постояльцев имеет какое-то психическое отклонение. Возможно, это действительно никакая не гостиница, а сумасшедший дом. Тщательно замаскированный и почему-то без врачебного персонала.

Он знал, что в психиатрии существует такой метод стационарного лечения, нечто похожее на комплексное погружение. Создается специальная группа из больных, страдающих более-менее одинаковыми фобиями, их помещают на одну-две недели в загородный пансионат, там они общаются между собой, рассказывают свои истории, взаимоизлечивая друг друга. Да, но ведь не убивают же? И где наблюдающий доктор? Или это горбун-карлик? И главное, почему среди них очутился вдруг он, Сивере? Бред…

Александр Юрьевич вернулся в свой номер, постоял возле зеркала, вглядываясь в отражение, а потом плюнул в него.

– Немотивированный поступок, так и запишите, – громко произнес он, испытывая какое-то особое удовольствие от своих слов. Будто разговаривал с психиатром. Вытащив из-под кровати помятые тетрадки Комамберова, Александр Юрьевич начал вновь листать их, пытаясь натолкнуться хоть на какую-то разумно объясняющую все происходящее мысль. Но покойник своими литературными трудами мало чем мог помочь. Наконец Сивере просто наугад открыл одну из страниц и ткнул пальцем в строчку, словно гадая.

Его ноготь угодил в начало следующей фразы: «И тогда ему на блюде поднесли жертвенно-отрезанную голову. Удерживающий пал, но должно было пройти еще восемьдесят три года, когда свершатся пророчества. И случилось это в горном отеле, осенью…» Дальше следовала полная несуразица, которую к тому же было почти невозможно прочесть, настолько весь текст был исчеркан красными чернилами, словно кровью. Сивере бросил тетрадки под стол, да еще и пнул их носком ботинка. С явным наслаждением.

– Отель, монастырь, – пробормотал он. – Должна быть какая-то разгадка… Может быть, не одна, а несколько…

Он торопливо поднялся, сунув в карман коробок спичек, и вышел из кельи, решив проверить на практике осенившую его идею. Все время ускользавшая, она лишь сейчас дала ухватить себя за хвост. Родовой герб Прошянов. Племянник Тошика показал Сиверсу, как открывается потайная дверь – поворотом кольца в пасти чудища. Но коли так, то древние мастера могли поместить скрытые механизмы и в других местах монастыря, отмеченных тем же знаком. Например, на постаменте хачкары. Почему это не пришло в голову раньше?

Александр Юрьевич выбрался на верхнюю галерею, где, на его счастье, никого не было. Он подошел к стеле, нагнулся, потрогал рукой магическое кольцо с прикованными к нему львами. Сивере не ошибся – с некоторым трудом, но оно двигалось, вращалось. Повернув его против часовой стрелки, Александр Юрьевич сдвинул постамент в сторону, до угла сорок пять градусов. Этого было достаточно, чтобы протиснуться на коленях вниз.

Там оказались широкие ступени, дальше – неизвестность, черная и пугающая. Сивере нащупал на стенке еще один герб Прошянов, повернул кольцо в обратную сторону, и постамент встал на место, закупорив выход. Вместе с тем исчез и последний луч света. Все, теперь его охватил полный мрак, липко проникающий в душу. Оставалось одно – спускаться по ступеням вниз.

Александр Юрьевич включил фонарик, разглядывая узкий туннель, похожий на колодец. Он не был глубок, очень быстро Сивере достиг дна, которое оказалось началом тесного коридора. Толща стен будто сжимала историка, пока он двигался в этой кротовой норе, нагнув голову.

«Хитрецы монахи! – думал Сивере. – Сколько же переходов и лазов тут нагородили…» По его предположению, сейчас он находился где-то в районе третьего яруса; возможно, возле монастырских келий. Впрочем, в подобных тайных коридорах ничего удивительного не было: практически во всех скальных храмах существовало нечто похожее. Готика загадочна, но рациональна.

Значит, у монахов время от времени появлялась необходимость прятаться, исчезать. Или скрывать здесь других людей. Сейчас Сивере лишь поражался тем огромным затратам, физическому труду, который был вложен в это сложнейшее устроительство храма. Но ему вспомнился другой монастырь, основанный преподобным Симоном на Афоне в тринадцатом столетии, – настоящий семиэтажный бастион на вершине отвесного утеса. Основание той скалы уходило в глубь земли на семнадцать километров. Казалось, построить храм, который так и назвали позднее – Симонопетр, невозможно; мастера пугались отвесных круч, огромной высоты и отказывались работать.