Тайны Московской Патриархии

(В конце грамоты добавлено, что к ней прилагается и список с грамоты Ляпунова от 31 января) [148].

Итак, Ляпунов утверждал, что выступил по благословению Гермогена (согласно грамоте от 27 января), но и к 31 января письменного воззвания патриарха не имел. Так же и нижегородцы ссылались в начале февраля на «приказание» Гермогена и его благословенье, но не привели список его воззвания, прямо указав, что от патриарха получены лишь две чужие грамоты (коие приведены).

Если эти грамоты прислал действительно Гермоген (в чем позволительно сомневаться), то тем более демонстративным выглядит отсутствие его собственного послания. Но для участников народных ополчений, веками воспитывавшихся как подданные Богом установленной власти, патриарх оставался единственным сочувствующим им ее представителем, единственным авторитетом, на который можно было сослаться.

Об этом писали в Вологду во второй половине февраля ярославцы, долго объяснявшие, на каких условиях с одобрения патриарха бояре призвали Владислава. Жители Ярославля были послушны патриарху и правительству до тех пор, пока жадные паны не добрались до них самих: тут-то ярославцам очень кстати оказались известия, что именно Гермоген призывает народ очистить Отечество от иноземцев.

«…И мы в Ярославле по той записи, по патриаршескому благословению и Московского государьства бояр князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи веленью королевичу Владиславу Жигимонтовичу крест целовали.

И нынеча, господа, король стоит под Смоленском с литовскими людьми, к Смоленску приступают безъпрестани, забыв крестное целованье. А на Москве владеет все литва.

И к нам в Ярославль с Москвы паны приезжали и кормы (поборы на свое содержание. — А. Б.) на нас правили всякие нещадно, и мы сверх крестного целованья им, паном, кормы давали по великой нуже. И как, господа, мы паном в кормех отказали, что нам кормов давать невозможно, — а се мы целовали крест на том, что было паном на Москве и во всех городех Московского государьства не быти. И на Москве, господа, от литовских людей московским людем почало быти утесненье и насильство великое. И Москвы, господа, святейший Ермоген патриарх Московский и всея Руси и московские люди писали на Резань к Прокофью Ляпунову и во все украйные городы и в Понизовые и словом приказывали, чтоб им собрався с окольными городы и с Поволжскими однолично идти на польских и на литовских людей к Москве и Московскому б государьству помочь учинити вскоре, докаместа литва Московского государьства и окрестных городов не овладели…

(Грамоты о сборе ополчения пришли от Ляпунова в Нижний Новгород, а оттуда в Ярославль. Ярославцы подробно характеризуют военные приготовления и обширную переписку разных городов, рассказывают о новостях, в том числе совершенно фантастических, полученных от вернувшихся из Москвы романовских татар: что поляки разбиты под Смоленском и гетман Жолкевский взят в плен; король пишет в Москву, что Владислава на царство не даст, а поляки и литовцы должны оттуда убегать; Ляпунов разбил поляков; в Москве повесился Федор Андронов.)

А Михайло де Салтыков приходил к святейшему Ермогену патриарху Московскому и всея Руси благословения просити, чтобы ему говети, и святейший Ермоген патриарх благословения не дал и проклял его от ныне и до века…»

(Далее в грамоте еще множество новостей о сборе ополчений) [149].