Тайны мужского и женского в художественных интуициях Н.В. Гоголя

У Гоголя, уподобляющегося своей героине, вместо имен на бумажках – некие «заготовки» смыслового развития сцен из первого действия. Но теперь они не столько следуют друг за другом, как было ранее, сколько «наползают» одна на другую. В результате способы смыслообразования и компоновки сцен получают возможность дополнительно взаимодействовать, образуя некие случайные комбинации, подобно картам в колоде, которые могут оказаться одна под/над другой совершенно неожиданным образом. Так Гоголь, очевидно, стремится максимально использовать найденный им принцип случайности для разрастаний смысловых значений, связанных с ситуацией женитьбы, с взаимоотношениями мужского и женского.

Реализуется «прием тасования» следующим образом.

Появление Кочкарева только на короткое время прерывает перебирание Агафьей Тихоновной претендентов на ее руку. Она в ответ на настойчивые предложения выбрать Ивана Кузьмича (Подколесина) несколько раз переспрашивает о других кандидатах. Таким образом, ситуация «вытаскивания билетика» из «ридикуля» продолжена. Но в нее незаметно просочилась уже сформированная ранее сюжетная линия давления Кочкарева на «бабу»-Подколесина. Кстати, отчасти эта ситуация была вариантно повторена в конце предыдущего действия: Подколесин сначала собрал все хула на Агафью Тихоновну, что высказали его «собратья» по сватовству, а затем под влиянием Кочкарева признал ее достоинства и подтвердил свою решимость.

С Агафьей Тихоновной Кочкарев действует мягче, но не менее настойчиво.

«Агафья Тихоновна. Ах! (Вскрикивает и закрывается вновь руками.)

Кочкарев. Право, чудо человек, усовершенствовал часть свою… просто удивительный человек.

Агафья Тихоновна (понемногу открывает лицо). Как же, а другой? а Никанор Иванович? ведь он тоже хороший человек.

Кочкарев. Помилуйте, это дрянь против Ивана Кузьмича.

Агафья Тихоновна. Отчего же?

Кочкарев. Ясно отчего. Иван Кузьмич человек… ну, просто человек… человек, каких не сыщешь.

Агафья Тихоновна. Ну, а Иван Павлович?

Кочкарев. Иван Павлович дрянь! Все они дрянь» (1, V, с. 38).

Сквозь ситуацию давления на «бабу» Агафью Тихоновну довольно отчетливо проступают уловки свахи, ведь Кочкарев именно ее роль играет в этой ситуации. А сваха, как было отмечено при анализе первого действия, использовала две «тактики»: крысиного угадывания ожиданий клиента и подобия собачьего «облаивания». Оба приема использует и Кочкарев в разговоре с Агафьей Тихоновной. Его постоянно повторяемое слово «дрянь» своей краткостью и звучностью напоминает многократное гавканье. Но есть и признак крысиного нюха: он почти невероятным образом угадал, чего больше всего боится Агафья Тихоновна в замужестве – побоев. «Какое скромные! Драчуны, самый буйный народ. Охота же вам быть прибитой на другой день после свадьбы» (1, V, с. 38).

В той же сцене возникает и намек на ситуацию зеркального отражения, сопряженную с надеванием масок. Происходит это в тот момент, когда Кочкарев советует Агафье Тихоновне, как отказать другим претендентам. Он учит ее «облаять» их, как делает это сам: «Ну, так если вы хотите кончить за одним разом, скажите просто: «Пошли вон, дураки!..»

Агафья Тихоновна. Да ведь это выйдет уж как-то бранно» (1, V, с. 39). То есть свою же маску «облаивающей свахи» он пытается примерить на Агафью Тихоновну, превращая ее образ в некое двойное зеркало: свое и Феклы.

Такая ситуация наслоения и быстрого «перетасовывания» уже найденных ранее мотивов приводит к неожиданному «выскакиванию» в конце первого явления второго действия совершенно новой ситуации, ранее не наблюдавшейся. Кочкарев, успокаивая Агафью Тихоновну по поводу последствий изгнания женихов, рассказывает «поучительную историю» о своем знакомом, которому плюнули в лицо, но жалованье прибавили…

Этот фрагмент в контексте ситуации «тасования» напоминает случайную карту, вдруг выпавшую из колоды, карту, которая до сих пор не попадалась под руку… Ее появление позволяет предположить, с какой целью Гоголь начинает активно использовать прием «перетасовывания» мотивов. Явно намеренно смешивая, наслаивая и таким образом хаотизируя ранее найденные приемы выстраивания действия вокруг случайных образных доминант, он, по-видимому, пытается подойти к спонтанному генерированию новых способов выстраивания отношений персонажей. Создавая многочисленные переплетения смыслов и схем их организации, Гоголь в финале первого явления как будто находит способ «выскользнуть» из них в подобие возникающего «окна» – в новые горизонты смысловой организации. Мотив бегства в этом случае не надуман, поскольку Кочкарев тут же убегает по черной лестнице…