Читаем Тайны на крови. Триумф и трагедии Дома Романовых полностью

Императрица Александра Федоровна только приветствовала эту дружбу. Она сама часто привечала Риту Хитрово. В письме № 332 императрицы к Николаю II за 24 августа 1915 года имеются такие строки: «Бэби очень весело провел время в “маленьком доме” с Ириной Толстой и Ритой Хитрово, – они вместе играли» [453] . Это означает, что цесаревич Алексей (1904–1918) играл в доме Анны Вырубовой с графиней Ириной Дмитриевной Толстой (1897–1940) и Маргаритой Сергеевной Хитрово (1895–1952), фрейлиной императрицы.

Наступали Рождественские и новогодние праздники, последние перед грозной эпохой испытаний и «великих перемен». Ничто, казалось, не предвещало крушения Российской империи, о чем можно судить по записочкам царских дочерей к Рите Хитрово:

«Ритка, спасибо, дорогая.

Самых радостных и веселых праздников желаем.

Ольга. Татьяна » [454] .

В мятежные дни начала Февральской революции императрица Александра Федоровна, находясь в Александровском дворце Царского Села с больными детьми, предпринимала попытки установить связь с супругом и прояснить ситуацию. В частности, в ее дневнике от 4 марта 1917 года имеются строки, по которым видно, что Рита Хитрово не покинула Государыню:

«[Написала письмо] № 653.

9 ч[асов]. Бенкендорф, Ресин, Рита [Хитрово], Ольга Колзакова.

Завтракала с Лили [Ден] и Марией» [455] .

Царская семья и сам Государь Николай II были объявлены под домашним арестом, очевидно, в знак благодарности за “бескровное и добровольное отречение” бывшего «самодержца» от Российского престола. Великие князья Императорского Дома Романовых, хотя и находились на свободе, но не имели права покинуть Россию или изменить свое расположение местожительства без разрешения новых властей.

Доступ в Александровский дворец, где находилась в заключении царская семья, был закрыт. Переписка подвергалась контролю коменданта дворца, который был назначен Временным правительством. Многие из бывших приближенных к царской семье в такой обстановке предпочитали не рисковать и прекратили общение с «царственными узниками». Только немногие пренебрегли опасностями и продолжали пытаться восстановить связь и общение с царской семьей. Среди них была Рита Хитрово, которая по-прежнему подписывала свои письма и не боялась скомпрометировать себя перед новыми правителями России.

Комендант Царского Села полковник Е.С. Кобылинский (1879–1927) позднее свидетельствовал белогвардейскому следователю по особо важным делам Н.А. Соколову следующее: «Люди трусили обнаруживать свои отношения к Царской Семье. Ольгу Николаевну очень любила Маргарита Хитрово. Она часто приходила ко мне и просила передать письма Ольге Николаевне. Свои письма она всегда так и подписывала: “Маргарита Хитрово”. Так же полно подписывалась в письмах, которые мне приносила Хитрово, еще Ольга Колзакова. Но были еще письма, которые авторами их подписывались: “Лили” (Ден), “Тити” (Вельчковская). Я как-то сказал Хитрово: “Вот вы прямо и открыто подписываетесь своим именем. Так же подписывается и Ольга Колзакова. А другие скрывают свои имена. Это неудобно. Представьте себе, каким-либо образом переписка попадет в руки власти, и меня спросят: от кого эти письма? Ведь мое положение станет глупым. Передайте, пожалуйста, авторам этих писем, чтобы они пришли ко мне. Должен же я знать, кто они такие”. После этого я совсем перестал получать письма от “Лили” и “Тити”» [456] .

Новые «демократические правители» страны считали опасным оставлять царскую семью около революционного и беспокойного Петрограда. Ее решили отправить в Сибирскую ссылку в Тобольск, что одновременно выглядело «актом возмездия» за все прежние грехи династии Романовых против революционеров и демократии.

До Временного правительства дошли слухи, что М.С. Хитрово самовольно, без всякого официального разрешения властей отправилась в Тобольск к царской семье.

Начало всей истории нашло отражение в воспоминаниях Т.Е. Боткиной-Мельник (дочери доктора Е.С. Боткина), которая поведала о свидании с фрейлиной М.С. Хитрово в Царском Селе перед ее отъездом в Сибирь. Правда, в этих воспоминаниях имеются и некоторые погрешности по точности изложения событий:

«– Я еду в Тобольск, – объявила она мне.

Я уже раньше слышала об ее намерении ехать в Тобольск, но не ожидала, что это будет так скоро после Их отъезда.

– Я еду завтра, у меня билет уже есть, а чтобы не возбуждать подозрения, я еду как будто бы на поклонение мощам Иоанна Тобольского. Туда много ездят, отчего же я не могу поехать на богомолье? А Вы мне дайте письмо, если хотите.

Я дала ей письмо к моему отцу, и она отправилась, взяв еще много писем к лицам свиты и даже Их Величествам. /…/

Вскоре после отъезда Маргариты Хитрово я получила от своего отца разрешение ехать и была в отчаянии, что некоторые дела меня задерживали. Вдруг до нас дошли слухи об аресте Хитрово и препровождении ее под конвоем в Петроград.

Вслед за тем приехал Макаров, на смену которому в Тобольск был послан комиссар Панкратов с помощником – прапорщиком Никольским.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное