Тайны Нельской башни

– Затем, что живя оборванцем, в глубокой нищете, я вынужден отнимать кошельки или жизни у запоздалых прохожих, а это, знаете ли, разрывает мне сердце! Всякий раз, когда я обираю какого-нибудь буржуа, мне становится так совестно, что я спешу отнести половину награбленного достопочтенному кюре из Сент-Эсташа, но это лишь ополовинивает мои угрызения совести; тогда, чтобы заглушить вторую половину, я пропиваю остаток добычи. Но всегда получается так, что эти угрызения опять всплывают, вынуждая меня пить больше, чем у меня имеется на то денег. И хотя угрызения совести не позволяют мне открывать кредит, я пью в кредит. Как следствие, чем большую сумму я отнимаю у буржуа, тем большим становится мой долг кривоногому Ноэлю, кабатчику с улицы Тирваш. А так как, в свою очередь, и мои угрызения совести лишь накапливаются – ввиду того, что половину их я вверяю кюре из Сент-Эсташа после каждой ночной вылазки, – то даже и не знаю, что замучает меня скорее – они или жажда.

Буридан расхохотался.

– Если я тебя возьму, – сказал он, – что бы устроило тебя в качестве жалованья?

– Где поспать, что поесть, все то, что останется на дне ваших бутылок, и ваша старая одежда.

Буридан открыл дверь, что вела в небольшую каморку, где валялась всякого рода ветошь.

– Здесь ты будешь спать, – промолвил он. – Матрас и одеяло возьмешь на моей постели. Выбери среди этого барахла себе одежду поприличнее; что до недопитого мною, то оно все – твое; что до харчей, черт возьми, то ты будешь есть каждый раз, когда ем я.

– И стану поститься всегда, когда будете воздерживаться от пищи вы. Стало быть, вы меня берете?

– Считай, что ты уже у меня на службе. А теперь я хочу знать, почему тебя собирались повесить на Монфоконе?

– Не возьми вы меня, я бы вам этого не сказал; теперь же, когда служу у вас, поведаю без колебаний.

– Говори, у меня еще есть для тебя полчаса.

Ланселот Бигорн немного помолчал. Его хитрое лицо вдруг помрачнело, сделавшись абсолютно серьезным.

– Господин, – проговорил он, тяжело вздохнув, – семнадцать лет назад я был в Бургундии, в Дижоне, прекрасном городе, где проживал тогда герцог Юг, отец нашей высокочтимой королевы.

– Уж не собираешься ли ты рассказать мне обо всем, что ты делал в эти семнадцать лет? – обеспокоенно вопросил Буридан.

– Нет, не волнуйтесь, хотя из моих приключений получилось бы такое фаблио, каких мало. Так вот, значит, я был в Дижоне. И был я там, господин, в качестве слуги монсеньора графа де Валуа, слуги, которому он доверял безгранично. Я был ему беззаветно предан, а вы представить себе не можете, сколь скверная должна быть душа у того, кто беззаветно предан этому могущественному сеньору. В одном из городских предместий жила тогда невероятной красоты дама по имени Анна де Драман. Госпожа де Драман происходила из одной тамошней благородной семьи, к слову, весьма благопристойной. Она была красива. Она была добра. Она обожала своего сына, жизнерадостного толстощекого мальчугана лет четырех-пяти, которого звали Жан.

– Как меня! – промолвил Буридан.

– Совершенно справедливо, сеньор Жан Буридан. Мой благородный хозяин навещал госпожу де Драман регулярно, изо дня в день. Да, я забыл вам сказать, что Анна лет пять уже как была любовницей графа, который, стало быть, приходился отцом маленькому Жану.

– Мне жаль малыша Жана, – отозвался Буридан, – так как граф де Валуа такой же провозвестник несчастья, как и Мариньи, и не меньше последнего заслуживает виселицы.

– Мне ли это не знать, господин! Граф де Валуа был любовником Анны де Драман, и, насколько я понял, они должны были пожениться, как только я разобрался бы с постоянно возникавшими у него проблемами. Госпожа де Драман плакала, но так как, в целом, она очень любила своего благородного любовника, а ее дорогой Жан был для нее величайшим утешением, она терпеливо ждала. Внезапно граф де Валуа перестал навещать Анну. Впервые – как сейчас помню – он отменил свой к ней визит во вторник, а накануне, в день святого Баболена, проводили во Францию монсеньора Ангеррана де Мариньи, пребывавшего при бургундском дворе в качестве посланника.

– Валуа! Мариньи! – проворчал Буридан. – Хорошенькая парочка негодяев…

– Именно, сеньор Буридан, – произнес Ланселот Бигорн, и взгляд его вспыхнул огнем. – Здесь мне следует добавить, что в тот момент при дворе находилась молодая девушка столь восхитительной красоты, что все, кто ее видел, были от нее без ума, и что эта девушка стала любовницей графа де Валуа.

Последние слова Бигорн произнес глухим голосом. Он встал, подошел к двери, на секунду прислушался, затем вернулся, наклонился к уху Буридана и прошептал:

– Эта тайна ужасна, сеньор Буридан! Я назову вам имя этой девушки… но если вам дорога ваша голова, храните сказанное мной в глубочайшем секрете, так как эта девушка… Так и быть: ее звали Маргарита, и если тогда она была старшей из дочерей герцога Бургундского, то сегодня она – супруга нашего короля Людовика X…

– Королева!.. – прошептал Буридан, вздрогнув.

Ланселот Бигорн кивнул – да, мол, она самая – и тихим голосом продолжал: