Тайны Нью-Йорка

Какой-то толстый низенький человек с красным лицом, обратился к Тому, приставив кулак к его лицу:

— Ты убил своего брата? Отвечай!

Том тупо уставился на него и не сказал ни слова. Толстяк разразился проклятиями, а вместе с ним и вся толпа.

Казалось, воздух был пропитан жаждой мщения.

— Оставь, Бартон, — крикнул кто-то толстяку, — сейчас с ним поговорит пастор…

В голове Тома вертелась одна мучительная мысль, как монотонный стук вечно качающегося маятника. Эта мысль выражалась одним словом: «Бежать! Бежать! Бежать!»

Он не представлял себе ничего иного. Все его чувства слились, сгруппировались в это единственное желание.

Он наклонил голову и бросился вперед…

Поднялся страшный крик. Тот, кого звали Бартоном, опрокинул Тома на землю и хрипло заорал:

— А! Ты хочешь спастись! Ты думаешь удрать от нас!.. Судить его немедленно!

— Да! Да! Линч! — заревели все вокруг.

Том задыхался под давлением пальцев Бартона, сжимавших ему горло, а в это время мгновенно организовалось судебное заседание. Вокруг несчастного образовался круг. Самые старые и самые рьяные вызвались быть судьями. Тома поставили на ноги и повернули лицом к ним.

Председателем был обезьяноподобный субъект с маленькими злыми глазками.

Воцарилось неожиданное молчание. Во всяком суде, как бы неправеден, как бы ненормален он ни был, всегда есть нечто внушительное и торжественное, действующее на воображение.

— Твое имя? — спросил председатель суда, называвшийся Роллингсом.

— Том Гардвин…

— Человек, который убит, брат ли он твой?

— Да… мой брат… мой бедный Марк…

— Марк Гардвин?

— Да…

— За что ты убил его?..

Том тупо посмотрел на него. Можно было подумать, что это обвинение он слышит впервые.

— Убил? — пробормотал он. — Убил? Как это?..

— Ну! Ну! — рявкнул Роллингс. — Потрудись отвечать! Ты убил своего брата?

— Нет! Нет! — вскрикнул Том.

Только теперь до него дошел весь ужасный смысл происходящего.

— Это ложь! — заревел он. — Убить брата!.. Клянусь, что это ложь! Это не я…

— Свидетелей, свидетелей! — закричала толпа.

Тиллингест холодно и отчетливо заявил, что, услышав выстрел в горах, он прибежал на шум, нашел еще теплый труп там, на дороге, а в нескольких шагах — карабин, который убийца уронил во время бегства…

Этого было достаточно. Требование смерти было ответом на это показание, так прямо обвинявшее Тома.

— Линч! Линч! — ревели голоса.

Роллингс встал и с торжественной важностью начал советоваться с импровизированными членами суда. Толпа нетерпеливо роптала.

Наконец он заговорил и, пародируя церемонию нормального суда, призвал Тома честно сознаться в совершенном преступлении.

Осужденный молчал.

Тогда был вынесен приговор: «Смерть».

Толпа тут же набросилась на несчастного и поволокла к ближайшему дереву.

Гигант Кломп схватил его, собираясь лично исполнить обязанность палача…

Несколько минут спустя Арнольд Меси и Сэм Тиллингест, улыбаясь, смотрели на тело, качавшееся на ветви сосны…

Так свершилось двойное преступление на Чертовой горе.

* * *

Вот что читал Бам в бумагах, добытых ценой убийства Эффи Тиллингест.

И, облокотившись на стол, он глубоко задумался…

6 СПАСЕНИЕ ДУШИ

Нам пришлось оставить на некоторое время нескольких действующих лиц. Теперь нужно снова связать цепь событий и возвратиться к Антонии Бартон.

Однажды утром ее муж вошел в комнату и присел рядом с ней. Она взглянула на него и содрогнулась. Антония поняла, что это ее судья, полновластный вершитель ее судьбы.

— Сударыня, — сказал ей муж, — вы меня не будете упрекать, надеюсь, что я принимал в отношении вас решительные меры. Я предложил вашему любовнику и вам самим способ искупить то зло, которое вы причинили…

Антония хотела что-то сказать, но Бартон жестом остановил ее.

— Я имел несколько свиданий с мистером Лонгсвордом. До сих пор мои попытки уговорить его остались безуспешными. И потому я вынужден, к величайшему моему сожалению, воспользоваться своими правами…

Молодая женщина содрогнулась. Она поняла скрытый смысл этих слов.

— Итак, — прошептала она, — вы осмелились бы совершить убийство?

— Однако, вы слишком вольно определяете то, что есть не более как акт строгого правосудия. Я не могу допустить присутствия незаконнорожденного в своем доме. Мне кажется, что я имею на это право. Но каково бы ни было принятое мною решение, я не хочу, чтоб вы упрекнули меня, что я не испробовал предварительно все меры…

Она удивленно подняла глаза. Неужели он явился с каким-нибудь новым предложением?

— То, что я вам предложу, — произнес он сухо, — конечно, покажется вам весьма странным. Но, я думаю, что теперь мы уже не можем удивляться ничему…

— Говорите, говорите, — стонала несчастная женщина, — вы заставляете меня испытывать смертельные муки!

— Позвольте мне объясниться…

И он начал размеренно и бесстрастно: