С.помощью спутников мы могли связаться с любой точкой на Земле. У нас имелась система, которая давала нам возможность связываться с погодным центром спутниковой связи за двадцать две тысячи триста миль, так что мы могли делать распечатки фотографий из космоса того района, куда собирались направиться, и трудно было придумать лучшего прогнозиста.
Одним словом, на нашем гидросамолете было установлено оборудование, которое совсем недавно было мечтой — причем недоступной — для всех летчиков. Кроме этого, на машине были установлены более мощные двигатели и два больших топливных бака, подвешенных под крыльями (более длинными, чем у бомбардировщика В-17), так что мы могли находиться в воздухе без посадки двадцать восемь — тридцать часов.
Мы воспользовались распечатками спутниковых фотографий. На них была видна лишь полоса облаков на юге, которая тянулась от Бермудских островов на юг, потом загибалась на запад до района Мелборна на востоке центральной части Флориды. Ближайшие к нашему маршруту облака должны были находиться на двести миль южнее.
Утром 11 июня 1986 года стояла тихая, теплая, ласковая погода, когда самолет поднялся в воздух и взял курс на авиационную базу «Джекс». Видимость была практически стопроцентная. Полеты, подобные этому, выдаются нечасто: небо ясное, нас несет крупная стальная птица с парой мощных уверенно работающих двигателей, обладающая большой собственной устойчивостью, напичканная электроникой, позволяющей определять наше местоположение с поразительной точностью и способная в случае необходимости совершить посадку прямо в океане. Просто песня, по-другому не скажешь.
Пилоты, решившие перелет просто «пересидеть», предоставив рулить другим, собрались в корме между двумя блистерами (куполообразными стрелковыми отсеками), где оба пулемета пятидесятого калибра (12,7 миллиметров) были заменены кожаными койками и подушками. После нескольких часов полета жена решила пройти вперед и занять левое кресло — место командира корабля, чтобы взять управление. Несмотря на все электронные суперприспособления на борту, автопилота на «Каталине» не было, вы поднялись в воздух, чтобы летать. Но это было легкое пилотирование. Нужно было лишь посматривать, что показывают стрелки и цифры на приборной панели, и мягко владеть штурвалом. PBY подобна киту, и все на ней происходит как-то не спеша.
И тогда это случилось. Я находился впереди кабины, стоя между двумя пилотскими креслами, и наблюдал через боковое стекло за стайкой дельфинов под нами. Время от времени внизу проплывали океанские яхты и другие суда под парусами. Потом я перевел взгляд с правого борта на левый и посмотрел на крыло, его было видно из кабины на всю его длину (размах крыльев «Каталины» сто десять футов или тридцать три с половиной метра) до самого края.
Оно исчезло. Я захлопал глазами. Ничего, казалось, не изменилось. Двигатели по-прежнему работали ровно, винты вращались синхронно, мощная летающая лодка была устойчива, как скала. Но я не видел отдаленную часть левого крыла. Первая мысль пилота, конечно, что самолет залетел в облако, или туман, или там какую-нибудь дымку, которая может быть на высоте четырех тысяч футов. Но прямо перед тем, как зайти в кабину, я посмотрел метеоснимки, полученные из космоса, и там не было и намека на облака в радиусе двухсот миль от нас.
Я повернулся, чтобы посмотреть на правое крыло, и мой взгляд скользнул по стеклам переднего обзора кабины. Я видел нос четко и хорошо помню рейку (для крепления) в центре, которая выглядела прочной и незыблемой. За носом самолета ничего не было.
Что за чертовщина? Я посмотрел на правое крыло — оно тоже исчезло из видимости! Ощущение было не из приятных, как будто мы залетели в какое-то переходное пространство, в неопределенность. Я тщательно проверил все вокруг себя и тут увидел, что то, что прежде было небом, тоже изменило свой цвет. Оно стало кремово-желтым, словно мы попали в середину бутылки с эггногом (коктейль из взбитых яиц с сахаром, ромом или вином. —
Казалось, что мы висим в темно-желтой бесконечности. Наш спидометр показывал, что полет проходит со скоростью более ста миль в час, но это явно следовало проверить и свериться с другими приборами. А одного взгляда на приборную панель было достаточно, чтобы остудить кровь самого холоднокровного.
В условиях сложных метеорологических условий в балансировке, маневре и прокладке курса пилот ориентируется по приборной панели. Не было сомнений, что у нас сейчас как раз такие условия, но датчики и индикаторы, столь важные для нас, все словно сошли с ума! Немногие вещи в воздухе действует сильнее на психику человека, чем вид барахлящих приборов.
Было совершенно непонятно, по какой причине они так себя ведут, а мир вокруг нас утонул в кремово-желтой мгле, и нам лишь оставалось смотреть из самолета во все стороны. Все делалось более и более странным.