Тайны ордена

— Синтетический разум или его фрагмент. Та самая твоя программа. Они в той или иной мере почти всегда фрагментированы, не получается у них переносить их без повреждений. Черное сердце — наиболее высокий образец чужой технологии. Конструкция почти без сбоев, внедряется идеально и очень быстро, случаев отторжения почти не бывает. Центр там разветвлен, и это можно использовать для наших нужд. Все, что требуется, — искусственная фрагментация. Банально разделяешь сердце на части. Если не делать их слишком мелкими, функциональность сохраняется почти у всех. Но это не касается исходного управляющего разума. Разветвленность центра играет с ним дурную шутку — его разбивает на части. Технология несовершенна, потому восстановить себя оно уже не может, но остатков хватает, чтобы поддерживать работоспособность фрагментов устройства.

— То есть если такой кусочек подсадить, допустим, смертельно больному, он вылечится?

— Очень может быть, что да. В устройстве заложены широчайшие возможности поддержания работоспособности захваченного тела. Но само оно далеко не вечно, скорее всего, из-за все того же несовершенства технологии. Особенно это касается фрагментов, они быстро выходят из строя. Однако излечить болезнь или восстановиться после тяжелой раны обычно успевают.

— У меня целое сердце. Почему я не стал перерожденным?

— Ты — страж.

— Ну да… исчерпывающее объяснение…

— Ты уже однажды умер, информационная матрица покинула твое тело, но вместо того чтобы… Несмотря на все успехи науки, мы до сих пор не знаем, что происходит с информацией после смерти. Но в твоем случае известно все: она перенеслась в новое тело в другом месте. Но матрица уже не прежняя, добавлена информация о гибели. Весьма и весьма специфическая информация. Я бы даже сказал — критическая. Многие перерожденные способны опознавать стражей, хотя на нас ведь это не написано. То есть как-то ощущают наше отличие от других, выделяют из толпы. А некоторым даже трудно находиться рядом с нами, они испытывают невыносимые мучения от такого соседства.

— Ну если учесть, что при встрече мы их стараемся прикончить, мучения вполне обоснованны.

— Я совсем о другом. Или тебе не доводилось видеть у перерожденных такую реакцию?

— Один раз. Целый замок был захвачен перерожденными. Нам тогда пришлось сразиться с отрядом рыцарей, которые примчались оттуда. Один, совсем мальчишка, во время боя спрашивал меня, откуда я здесь взялся и почему в моем присутствии он слабеет.

— О! Да ты даже пообщаться успел. Ценный опыт.

— Недолго длилось общение. Я убил его. Он сам об этом просил. Мне кажется, прежний хозяин тела помог в том бою. Пытался бороться с захватчиком.

— Такое иногда случается в свежих случаях перерождения. Особенно если страж шатается поблизости. Ты и правда опасен для тварей, рядом с тобой они действуют медленно и глупо. Ты никогда не увидишь их во всей красе именно из-за этого.

— Ты не объяснил до конца про сердце.

— Это только мое предположение, но думаю, что технология чужих в нашем случае дает серьезную осечку. Все знают, что сердце погани нельзя использовать целиком, тем более черное. И знают, что будет в том случае, если ослушаться запрета. И также знают, что есть люди, которым при этом ничто не грозит. Их и называют стражами. Все стражи, которых я встречал, и, почти уверен, те, о которых только слышал, не являются уроженцами этого мира. Они такие же путешественники, как мы с тобой.

— Получается, если ты в прежнем мире умер, то сердце погани тебя не подчинит?

— Ну тебя же не подчинило.

— А у нее?

— Она точно умерла перед тем, как сюда попасть?

— Нам твоя гибернация ни о чем не говорит. Мы умираем, потом попадаем сюда. Вроде у всех так, другого способа не знаю.

— А она долго перед этим была здесь?

— Нет, она новенькая. Но язык уже усвоился, говорила без заминок.

— Может, из-за этого…

— Что из-за этого?

— Налицо какой-то сбой. Ее тело не захватили, но и прийти в себя она не может.

— Какое ценное наблюдение… Я, бывало, тоже подолгу валялся, в том числе и после попадания сюда. И при этом мило общался с внутренним голосом. Странным голосом. И сохранил себя, несмотря на этот непонятный голос и прочее.

— Блок управления устройством. Искусственный разум, причем весьма ограниченный. В свое время я не один год потратил на его изучение.

— Лежал в коме?

— Бывало и так, но обычно выкраивал несколько минут времени. При желании нетрудно научиться связываться с устройством без драматических сложностей.

— На устройство это не похоже. Это нечто куда более страшное.

— Ты судишь по ощущениям, а не по фактам.

— Так ты не знаешь, что надо делать в ее случае?

— Я — нет. Но ее попугай может знать. Возможно. Между ними ведь есть какая-то связь.

— Ее птица не очень-то разговорчива.

— Страдает по ней?

— Наверное. Она с тех самых пор неразговорчива, как это случилось.

— Хозяйка молчит, и она молчит. Я ведь тебе говорил не раз, что они связаны.

— Даже Зеленый перестал за ней приударять: не в том она настроении.

— Как мужчина я ему искренне сочувствую.

— А мне совсем не смешно.

— Понимаю. Есть еще один вариант…

— Какой?

— Это море непростое…