Тайны острова Пасхи

- Поместить - о, нет; употребить - да. Биржа может пригодиться и на другое дело, чем помещение своих денег.

- На какое же?

- Поглотить деньги тех, которые меня разорили, - глухо отвечает Гартог.

- Когда мы дойдем до такой возможности, - говорит Корлевен, - вы скажите мне, Гартог. Я назову вам тогда одно морское акционерное общество, с акциями которого надо будет проделать недурную игру на понижение.

Гартог пристально смотрит на Корлевена.

- Запомню, - говорит он просто.

Смех Флогерга звучит еще более горько.

- Так, значит, вы все верите в это предназначенное нам богатство, которое снова придаст вкус к шалостям жизни четырем ее обломкам, какими являемся мы?

Гартог резко поворачивается к нему.

- А если вы сами, Флогерг, не верите в это, то что же вы делаете здесь?

- А вы, Корлевен? - спрашивает Флогерг, не отвечая.

- Я, - философически отвечает Корлевен, - я думаю, что когда не осталось уже терять ничего, кроме жизни, то всегда можно сделать попытку.

- А вы, Веньямин среди отчаявшихся?

Я значительно моложе всех их, младший из четверых, и они прозвали меня Веньямином.

- Я верю. Если бы у старого Кодра не было уверенности, то для чего бы ему принимать нас здесь, и при том, надо признаться, весьма гостеприимно.

- Как это чудесно - еще иметь возможность надеяться!

- Замолчите, зловещая птица, - говорит Корлевен. - Со всеми своими ужимками скептика, вы среди нас четверых, бить может, самый верующий.

Флогерг поднялся; на лице его выражение беспощадной и яростной ненависти.

- Веры нет! Есть желание, да, есть, желание всеми силами души! И я думаю, что для некоторых людей, которых знаю, лучше было бы, чтобы на головы их пал огонь, пожравший Гоморру и Помпею, чем если в этом кармане будет лежать моя часть этого богатства. Да, Корлевен, вы правы, я хочу верить в это.

- Так, значит, спора нет! - отвечает Корлевен. - Я предпочитаю видеть вас таким, чем видеть, как вы в нерешительности изводите свою желчь. Итак... Вы подпишете сегодня вечером?

- Подпишу.

- А вы, Гартог?

- В принципе я согласен. Но я хочу еще раз послушать чтение договора и формулировать некоторые поправки. Если они будут приняты, я подпишу.

- В вас говорит деловой человек, - шутит Корлевен. - А вы, Веньямин?

- Подпишу.

- Ну, и я, клянусь мачтой, я подпишу, будь эта подпись хоть последней на моем жизненном листе, и заставь она меня плавать хоть по Ахерону!

Собака тонким слухом уловила мягкое движение колес по снежному ковру дороги. Она царапает когтями дверь и нетерпеливо визжит.

В каменной раме открытой двери, откуда врывается вихрь белых хлопьев, показывается засыпанный снегом силуэт сторожа, закутанного в шинель; он отступает, чтобы пропустить нотариуса:

- Смирно, Табаро! Да, это я, красавец ты мой. Дай пройти господину Бикокэ.

Дверь снова закрыта; снежный вихрь за дверьми, и два человека отфыркиваются и отряхивают на широкие каменные плиты покрывающую их снежную пыль.

- Господа, - говорит нотариус, вытирая жемчужинки растаявшего снега, усеивающие его усы, - господа, я к вашим услугам.

Потом он обращается к сторожу.

- Будьте добры, Гаспар, оботрите мое ружье замшей.

- Позвольте мне только распрячь лошадь, и я займусь вашим ружьем, господин нотариус.

- Черт побери! - говорит Гартог. - Я не знал, что министерские чиновники должны вооружиться, чтобы исполнять свои обязанности. Разве в лесу есть разбойники?

Нотариус - толстый рыжий человек, одетый в бархатную куртку, на ногах бурые гетры. Добродушная улыбка освещает его лицо, обросшее щетиной.

- Нет, не разбойники; но в такую погоду с гор спускаются кабаны, а я большой любитель окорока с хорошим маринадом.

И он точно нюхает лакомый запах, в то время как, стоя перед очагом, стряхивает с себя снег и обволакивается туманным паром. Пахнет прачечной.

- Utile duici, приятное с полезным, - шутит Корлевен. - Но я думал, что зимою и ночью охота запрещена. Не хотите ли стаканчик коньяку?

- Не откажусь, - отвечает нотариус. - Правила охоты вы знаете, многоуважаемый; но кто же будет применять их в этой затерянной стране? Это место браконьерства по преимуществу; попасть сюда можно только через мост в Ганьяке, в расстоянии одного лье. А потому браконьеры охотятся здесь, сколько их душе угодно, и в лесу, и на воде; в хорошую погоду нередко можно видеть, как они ловят форель с вязанкой пылающей соломы вместо фонаря, несмотря на все декреты префектуры.

- А жандармы?

- Ну, они больше не страдают иллюзиями. Курьезное совпадение: каждый раз, когда они переходят мост, извозчик, хижина которого рядом с мостом, испытывает необходимость побывать в своем саду и зажигает для этого фонарь, который виден издалека. И немедленно огни, бороздившие реку, потухают, а ружья становятся на свои места, в ружейные козлы. Терпя постоянные неудачи, жандармы наконец отказались от облав. Вот и мне случается - что делать, слабость! - пользоваться этим, когда представляется случай.

- Есть у вас новости от доктора Кодра, господин нотариус? - спрашивает Гартог.