Тайны острова Пасхи

Кодр осматривал его со всех сторон. Он взял его руку и стал рассматривать ее, точно хотел прочесть будущее по линиям ладони; потом он снял с головы черного фуражку и ощупал его череп с видом опытного френолога; потом слегка приподнял его веки: все это черный выносил, не теряя прекрасного расположения духа. После этого Кодр спросил:

― Полинезиец?

― Да, ― ответил черный.

― Какого острова?

― Мангарева, из Туамоту.

― Ну, конечно, ― презрительно сказал Кодр, ― ввезенная сюда раса.

Он снова надел на голову черного фуражку и сказал ему очень учтиво:

― Не представляете ни малейшего интереса.

Потом он круто повернулся на каблуках и вернулся к своему багажу.

Черный остался стоять с разинутым ртом. К нему подошел Корлевен.

― Как твое имя?

― Торомети!

― Ты хорошо говоришь по-французски.

― О, да, очень хорошо! ― с убеждением сказал черный.

― Это ты боксировал нас сегодня ночью?

― Это я.

― Но ты был не один; где твои люди?

Черный взглянул на часы в виде толстой луковицы, которые вынул из кармана панталон.

― Еще не время, ― просто сказал он и направился к ящикам, которые стал обходить кругом.

― Господин начальник гавани не болтлив, ― сказал Флогерг.

Капитан «Зябкого», закончив выгрузку и получив инструкции от доктора Кодра, собирался вернуться на борт вместе со своей командой. Хотя он отплывал обратно только вечером, так как ему надо было еще успеть запастись пресной водой и свежими овощами, однако, он предпочитал держать свою черную команду на корабле, опасаясь, чтобы братание с туземцами не привело всех их к слишком обильным возлияниям.

― Эй, адмирал! ― сказал капитан островитянину. ― Это тебе, что ли, платят за все то, что ты нам перечислял вчера?

Назвавший себя именем Торомети во второй раз взглянул на свою луковицу и повторил:

― Еще не время.

― Ладно, ― сказал капитан. ― В таком случае тебе заплатят, когда приедут за продовольствием. Нет ли мелочной лавочки для моряков в твоих владениях?

― Есть, ― лаконически ответил тот.

Не знаю, право, что нас больше удивило; то ли, что на берегу была лавочка с продуктами, необходимыми для заходящих в гавань судов, или то, что этот черный великолепно знал морские термины, так как капитан слова «молочная лавочка для моряков» произнес по-английски: «ship-chandler».

Шлюпки вернулись на корабль, и мы впятером остались около груды выгруженных ящиков; тогда Торомети, в третий раз посмотрев на часы, вынул из кармана свисток и извлек из него резкие звуки.

Мы тотчас увидели, как по горным тропинкам сбегают к бухточке четыре черных несуразных парня, полуголых, но убранство которых могло бы при некотором нашем желании сойти и за форму, потому что у всех их на головах были старые форменные фуражки, вокруг туловища ― кожаный с заржавленными бляхами пояс, на котором висела сабля, ударявшаяся об их голые лодыжки. Что же касается до их лиц, то, если не считать того, что волосы их были более черны, а щеки менее покрыты шрамами, они были похожи на Торомети, как разные тома одного и того же издания.

В руках у них были старые мушкеты, которые, вместе с их саблями, на одно мгновение заставили нас усомниться в намерениях их носителей. Корлевен взял туземца за воротник его куртки, как кружку за ручку, и весьма неосторожно потряс его.

― Скажи-ка, приятель, это что за шутки?

― Это не шутки, ― сказал Торомети с достоинством, освобождаясь из рук Корлевена. ― Ты больше не говорить мне ты, я чиновник. Вы все ― проходить через таможенный осмотр.

Четверо новоприбывших вытащили свои сабли и стали на караул перед черным офицером. Он поставил их по четырем углам груды багажа и снова повернулся к нам с угрюмым лицом и надменным тоном, которые в обоих земных полушариях являются излюбленным свойством людей, облеченных официальными функциями.

― Откройте ящики, ― повелительно сказал он.

Мы посмотрели друг на друга с изумлением. Этот таможенный осмотр среди этого дикого места и производимый дикими людьми казался нам неправдоподобной насмешкой. Вопрос доктора прибавил к ней еще одну черточку:

― Но, ― сказал доктор, ― почему теперь, а не раньше? Нам помогли бы матросы.

― Потому что, ― с достоинством ответил чиновник, ― господин Синдикат запрещает служащим работать больше восьми часов!..

* * *

― Ну, ― сказал Гартог, ― раз нельзя решительно ничего понять, то надо повиноваться.

И мы стали открывать ящики. Мы открывали их, не выбирая, решившись перенести без возражений все то, чего, казалось, невозможно избежать.

Но случилось так, что первый же из открытых ящиков заключал в себе доисторические кости, которые доктор ценил так высоко. Когда господин Торомети увидал, как из ящиков появляются нежно завернутые в вату черепа и берцовые кости, счастливая изумленная улыбка залила его уродливое лицо, и, отведя нас в сторону, он сказал нам с добродушной снисходительной улыбкой:

― Моя понимает. Моя знает. Но здесь, на острове ― запрещено. Губернатор ― она не хочет.

Мы обменялись взглядами, ничего не понимая.

― Но в конце концов, ― спросил Кодр, ― почему же ваш губернатор противится этому?

― Из-за миссионеров, которые вернутся сюда, если узнают.

― Что узнают?