Тайны отдела охраны музеев

— Хочешь сказать, что другого выхода — нет?

Старцев, боясь передумать, склонился перед стеклом витрины, и подсунул ладонь в щель, чтобы забрать запирающий камень. Потом легонько оцарапал руку о стекло. Как только кровь хранителя покоя в городе соприкоснулась с холодом стекла — шаман оказался снаружи.

Нет — манекен остался стоять, но сам шаман алой тенью скользнул к нему. Жар обдал Старцева, стало нечем дышать, он скрючился и упал на пол, жалея о своем поступке — но что уж теперь…Мысли путались — он думал о том, что будет, если Михаил Ефремович ничего не сможет сделать. О том, что же будет с городом, если не успеет приехать вовремя Назеф. Порадовался тому, что Катя с дочерью в Москве, пожалел о том, что Ирма так близко, если вообще не примчалась уже — с нее станется. Он уже закрывал глаза, чувствуя, как усталость бетонной плитой вдавила в пахнущий лаком паркет, как вдруг неожиданно почувствовал невероятную легкость и прилив сил — в голове раздался хохот. Хохот шамана.

Пару секунд спустя Егор Иванович ворвался в кабинет натуралий, где ему оставалось лишь наблюдать. Кровавый силуэт шамана медленно двигался по залу в плавном, завораживающем танце. Алеут то пригибался к самой земле, извиваясь юрким зверьком, больше всего похожим на горностая, то огромной птицей взмывал к самому потолку. Чуть позже в его руках появился огромный бубен, и от каждого удара летели золотые искры, волшебной пыльцой осыпая все вокруг. Золотой пылью покрылись плечи присутствующих, в золотом тумане утонула палка Михаила Ефремовича, став почему-то тоже кроваво-красной, золотом покрылась лысина Старцева, погрузив его в густую, уютную, спасительную темноту…

Спустя час все было кончено. Люди — слабые и недоумевающие, но живые — оказались на набережной. Старцев объяснился с правоохранительными органами и честно сообщил им, что во всем виноват был выпавший из окна молодой человек.

— Установите имя и имейте в виду, что на нем, помимо сегодняшнего «подвига» еще и убийство женщин. Двух — в Ленобласти. И еще одну — Гаэтану Васильевну Шац — он убил здесь, на Стрелке.

— Ага… — иронично откликнулся кто-то из молодых сотрудников, еще не сталкивавшихся до этого с начальником Особого отдела охраны музеев. — Может, и женщин он похищал?

Старцев переглянулся с Алексеем Васильевичем — старшим следователем прокуратуры — идея была хорошая, грех было не использовать.

— Конечно, он, — подтвердил следователь. — А ты, прежде чем характер свой показывать, пошел бы — и поучился с народа показания снимать. А то повыпускают вас из Академии — недоучек рьяных на нашу голову!

— Егов Иванович пвосто так гововить не будет! — со знанием дела откликнулся патологоанатом, неизвестно откуда, но очень вовремя появившись рядом со Старцевым.

— Вас уже вызвали? — устал улыбнулся ему Егор старому знакомому, — Я вас так и не поблагодарил тогда…

— Ну что вы, Егов Ивановаич! Пуфтяки. А вот выгвядите вы невавно, пвостите…Я бы вам давленьице-бы помевил!

— Спасибо, не стоит… Кай Шаович, просьба к Вам. Вы заключение по нашему маньяку покажите сначала мне, прежде чем отправлять куда следует. Я глазами пробегусь…Не возражаете?

— Какие пвоблемы, Егов Иванович! Конечно. А шоковадочку все-таки вовьмите, не упвямьтесь! Кофе тут взять негде, — так хоть шоковадочку. Давленьице-то у вас низковато — мне и мевить не надо — и так видно.

Начальник особого отдела вышел на набережную, перешел на другую сторону — и закурил. Как-то с людьми ему общаться не хотелось. Хотя бы несколько минут…

Сигарета горчила и царапала горло, голова кружилась. Он сунул в рот шоколадку и стал созерцать окружающий мир.

Свет над Невой был волшебным. Таинственным. Прекрасным. Неповторимым. Всегда. Потому что он…любил этот город. Без всякой патетики — всей душой. Любил и не мог без него. Знал, что не сможет уехать, поэтому планы о том, что когда-нибудь он все бросит, улетит в Сибирь и никогда не вернется — это…особая статья. Потому что любить город — это одно. А вот знать, что он этой самой любовью крепко держит тебя за горло…

Нева обиженно отозвалась гулким всплеском:

— За что?

— Не обращай внимания, — улыбнулся он темному зеркалу реки, — я не это имел в виду. Просто…накатило.

Старцев развернулся от воды и увидел, что ему на помощь принеслась Ирма, но говорить с ней сил не было. Ей как раз что-то выговаривала Анфиса Витольдовна. И лицо ведьмы становилось какое-то странно-обиженное. Потом глаза ведьмы ярко блеснули, она улыбнулась — отчаянно, хищно — и что-то ответила старой сотрудницы такое, что та отпрянула от нее, словно бы обожглась.

Кроме того, Старцев краем глаза зацепился за стоявшую неподалеку знакомую машину. Надо же — и мастер Лисатти подъехал.

Егор Иванович тяжело вздохнул — и пошел общаться с народом. Дел было много — помимо всего прочего надо придумать удобоваримую версию для протоколов — так, позвонить знакомым химикам в ФСБ — пусть расскажут, что именно этот деятель погибший «распылил» в помещении музея и, главное, где он этот препарат достал.