– Однако, – продолжала Фульмен, не обращая внимания на то, что молодой человек постоянно перебивает ее, – я не обыкновенная женщина и вместо того, чтобы уничтожить мою соперницу, мешать ей, вырвать ее образ из ваших мыслей, словом, пустить в ход избитую тактику, я хочу служить в одно и то же время и ей, и вам.
– Странная тактика, – сказал, улыбаясь, Арман.
– Изобретенная лично мною. Я устраню все препятствия между вами и ею и заставлю ее полюбить вас.
Арман вскрикнул от радости и тотчас устыдился, что обнаружил ее в присутствии женщины, которая только что призналась ему в своей любви.
– Извините меня, – пробормотал он.
– Прощаю вам тем охотнее, друг мой, что я ожидала этого восклицания.
– Но если я буду с нею… то разве вы не потеряете… – сказал Арман.
– Последнюю надежду, хотите вы сказать? Арман утвердительно кивнул головою.
– Нет, – сказала Фульмен. – Женщина побежденная может считать, что ее уже наполовину разлюбили. Я хочу воспользоваться своею соперницей и вашим счастьем.
– Вы необыкновенная женщина, – пробормотал Арман, уже предавшийся мечтам при последних словах Фульмен.
– Пусть! Слушайте, однако, дальше.
– Говорите.
В это время карета с площади Людовика XV свернула на мост Согласия и покатила по левому берегу Сены.
– Знаете вы, куда мы едем? – спросила Фульмен.
– Нет, я спрашивал уже вас об этом, но не получил ответа.
– Ну, так мы едем… или, вернее, вы едете к ней… Арман вздрогнул, и Фульмен заметила, что он побледнел.
– Вы сказали мне вчера, что она в Париже?
– Да.
– Итак, со вчерашнего дня я навела некоторые справки относительно того, что я хотела узнать через неделю; как видите, я скоро делаю дело…
И Фульмен самодовольно улыбнулась.
– Господи! Что же вы узнали? – вскричал Арман.
– Во-первых, я узнала, где живет ваша незнакомка.
– Вы это узнали?
– Знаю вдобавок еще очень многое, о чем говорить вам пока совершенно бесполезно.
– Почему?
– Потому, что у нас нет времени. Приезжайте завтра ко мне обедать, и я расскажу вам все подробно.
– Итак, вы везете меня к ней?
– Вернее, я дам вам возможность явиться к ней.
Быстро мчавшаяся карета скоро очутилась в Ситэ и повернула за угол площади Мобер. Фульмен, по-видимому, погрузилась в мечты, а Арман, охваченный волнением при мысли, что наконец-то увидит «ее», не нарушал молчания; Но едва карета въехала на улицу Лагарп, как молодая женщина подняла голову и сказала Арману:
– В нашем распоряжении всего несколько минут, и я должна дать вам кое-какие наставления.
– А! – протянул Арман, очнувшись от забытья.
– Дама в черной перчатке, – продолжала Фульмен, – как кажется, русская. Старик, всюду сопровождающий ее, – майор, служивший на русской службе, граф Арлев. Оба приехали в Париж две недели назад и живут на площади Эстрапад; отцом или мужем приходится ей старик, никто не знает. Им прислуживает единственная служанка, женщина лет сорока или пятидесяти, немка; она одевается, как баварские крестьянки.
– Дальше? – спросил Арман, не отрывавший глаз от губ Фульмен.
– Майор выходит каждое утро и возвращается всегда поздно вечером. Если бы он застал вас у ног своей воспитанницы, дочери или жены, то убил бы вас. Вот потому-то я и посоветовала вам захватить с собою кинжал.
Арман презрительно улыбнулся.
– О, я знаю, что вы храбры! – вскричала Фульмен, – и так как, по-моему, это не достоинство, но вещь вполне естественная, то я и не хвалю вас за это. Но позвольте мне пополнить мои сведения.
– Я слушаю вас.
– Очень вероятно, что вы будете принуждены разбить стекло и вышибить окно, предварительно забравшись на трубу.
– Хорошо, затем?
– Ничто подобное вас не пугает, не правда ли?
– Нисколько.
– Ну, – прошептала Фульмен, улыбаясь, – я вижу, что вы действительно такой человек, о котором я мечтала, и когда Дама в черной перчатке разлюбит вас…
– Подождите, дайте ей сначала полюбить меня…
– Это уже недалеко.
– Правда? Вы думаете?
– Я в этом убеждена.
Когда Фульмен произнесла это самым убедительным тоном, карета остановилась на площади Эстрапад у ворот старого дома, куда мы видели два дня назад входящим старика, который, как известно, был не кто иной, как майор Арлев, но в нескольких шагах оттуда, у подъезда бедного, жалкого, темного и закоптелого четырехэтажного здания с маленькой калиткой и темными коридорами, настоящего обиталища Латинского квартала, предназначенного, без сомнения, для жилья бедных студентов, для жильцов, платящих за пансион пятьдесят франков в месяц.
Было только восемь часов вечера, а между тем ни в одном из окон не было видно света; дом казался необитаемым.
– Выходите, – сказала Фульмен Арману, – и постучите в эту дверь.
Арман вышел и постучал. Тогда молодая женщина вынула из муфты каких-то два предмета и подала ему в открытую дверцу кареты. Одним из предметов была тонкая витая свеча, а другим оказался ключ.
– Зажгите свечу, – приказала Фульмен.
В это время дверь открылась, хотя никто не показался на пороге.
Арман поднес витую свечу к каретному фонарю и зажег ее, потом заслонил рукою пламя, колебавшееся от ночного ветра.