Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма

– Давным-давно, в начале века наверно девятнадцатого, еще до декабристов, это точно, но уже опосля войны с хранцузом. При ампираторе Александре Первом, вот это точно, в крепость его и привезли. Было ему лет под сорок…

– Да нет, сорок с гаком, – перебил второй дед, – а привезли его при императоре Николае Первом, уже после того как декабристов отсюда отправили. А вот под арест взяли точно при Александре.

– Ага… и гак года четыре, – ехидно оборвал его рассказчик, – Но привезли сюда действительно при Николае. В общем, мужик в полном соку. Красавец. Светский лев. По слухам, а слухами, как известно, земля полнится, был он майором армейским, но все гнул за освобождение Польши от царя российского. Еще говаривали, будто немалые чины имел он в масонской ложе «Рассеянный мрак» и основал Польское национальное масонство…

– В армии был малым офицером, а среди своих почти что генералом, али фельдмаршалом, – опять встрял второй дед.

– Звали энтого орла, – невозмутимо продолжал ветхий дедок, – Валериан Лукашинский. Со своими братами, что прозывались тогда вольными каменщиками, решили они все славянство под себя обротать и вообще все человечество, что и прописали в своей Конституции.

– Опасные игры тянуть за собой опасные дела, – философски подытожил его напарник. – Царев брат Великий князь Константин Павлович, что в Польше за наместника стоял, все эти ложи в Польше приказал закрыть, а вскоре и сам император Александр Павлович подписал указ «Об уничтожении масонских лож и всяческих тайных обществ», так прямо и прописав, что цель запрета лож – поставить преграду «всему, что ко вреду государства служить может», ибо «беспорядки и соблазны, возникшие… от существования разных тайных обществ, из коих иные под наименованием лож масонских, первоначально цель благотворения имевших, другие занимаясь сокровенно предметами политическими, впоследствии обратились ко вреду спокойствия государства», – он говорил, прикрыв глаза, и казалось, будто читает указ, держа его перед собой.

– Но Валериана того похватали, еще до царева указа, – невозмутимо продолжал ветхий дед, – Два годика мыкали по казенным судебным нарам и, наконец, вынесли приговор в присутствии войска и честного народа. Всем им там, кто из воинского звания был и с ним по делу проходил, погоны сорвали, награды всякие и значки тоже, мундиры поснимали, над головой сабли сломали. Тогда так делали. Затем им, болезным, головы обрили, заковали мужиков в кандалы, халаты серые тюремные надели и заставили тачки вдоль всего фронту войск везти. А потом прямо с плацу ― кого куда. Валериана отправили в крепость Замостье отсиживать семь годков, что ему военный суд приговорил.

Редактор задумался, пытаясь вспомнить, что знает о Замостье, Замосце, как говорят поляки. С удивлением понял, что почти ничего, кроме того, что это якобы первый словянский город бастионной системы и бывшая столица Замосцкого воеводства. Он попытался напрячь память, даже закрыл глаза. Показалось, что пахнуло дымком костра и запахом цветущей вишни…

Редактор раскрыл глаза. Он стоял на башне старой крепости, перед ним расстилалась польская равнина. Внутри крепости, превращенной в тюрьму, понуро прогуливались заключенные. Рядом с ним на стене стоял полковник Эрикс, член лож «Элезис» и «Едность», входящих в созданный им Союз. Редактор задумался и теперь понял, что смотрит на мир глазами майора Лукашинского, о котором им рассказывают деды.

– К вам посетитель, майор, – с почтением повернулся офицер к узнику.

– Кто?

– Полковник Лунин, ординарец Александра I, адъютант Beликого Князя Константина Павловича.

«Член «Союза благоденствия», «Союза спасения» и Северного общества, участник лож «Трех Коронованных Meчей» и «Трех Добродетелей», – про себя добавил Редактор.

Приму с радостью.

На стену уже поднимался Михаил Лунин, герой войны с Наполеоном, записной дуэлянт, бретер и любимец женщин, философ и глава многих тайных обществ. В мундире полковника Гродненского гусарского полка с тремя боевыми орденами и отличительным знаком золотого оружия «За храбрость». Однако Редактор выделил белый крестик ордена Святого Георгия.

– Какими ветрами? – встретил его Лукашинский, широко раскрыв объятия (Редактор отметил, глядя на себя со стороны, что он хорошо говорит по-русски и голос у него приятный).

– Да вот, приехал навестить можно сказать однополчанина, – подкручивая лихой гусарский ус, ответил Лунин, – Тут у вас в казематах Раевский Владимир Федосеевич. Великой храбрости человек. Вместе со мной золотую шпагу за Бородино имеет… имел, – поправился он, – Вот к нему. Поддержать сидельца.

– Так давайте вместе, полковник, и пройдем к Раевскому. Не имел чести знать лично, но наслышан от братьев Кишиневской ложи «Овидий» о сем достойном муже. Он ведь в наши палестины из Петропавловки отряжен?

– Именно так. Пойдемте, майор. Вы, я смотрю, и за стенами этими в курсе всех новостей, – Лунин пропустил Лукашинского вперед.

– Сороки, сороки на хвосте носят, – со смешком ответил тот.