Тайны петербургских крепостей. Шлиссельбургская пентаграмма

Строчки и мысли ложились одна к одной, выстраиваясь в стройную картину. Он проинтерпретировал аллегорически и с астрономически-астрологической точки зрения все библейские события. При взгляде на результаты сразу можно было понять, что вся мировая «хронология» не верна. И он решительно отверг ее. А снявши голову по волосам не плачут. Следующим стал к его любимый и уже рассмотренный им «Апокалипсис». И он уверенно сделал вывод: «Апокалипсис» рассказывает об астрономических явлениях. О танцах звезд и звездных зверей. Выяснилось, что в таком случае, если верить или хотя бы придерживаться его версий, придется отменить всю мировую хронологию. И Морозов ее отменил. А заодно и историю, источниковедение, археологию… Он искал ключи к тайне. К тайне свитка старого еврея из крепости Замостье.

Тайна уходила сквозь пальцы, просачивалась как вода в песок. Он делал все, что мог. Даже его соратники по Шлиссельбургскому заточению научились путешествовать в пространстве, летая от планеты к планете, от звезды к звезде. Вера и Михаил Фроленко, после того, как многих их товарищей отправили на поселение в Сибирь и на Сахалин, еще более углубились в познание загадки свитка. Теперь они открыли для себя пути в прошлое и будущее. Троица так же легко, как путешествовала в пространстве, перепрыгивала через годы. Не остались в стороне от полученных знаний и оба унтер-офицера, открывшие им секрет Шлиссельбургского старца, узника камеры номер три. Они даже помолодели и расправили плечи, потеряв часть седины и старческих морщин. Сказывался побочный эффект от странствий в прошлое и возвращения назад. Впрочем, эффект этот давал о себе знать на примере всех, прикоснувшихся к чудесам свитка.

Сам Морозов престал харкать кровью, навсегда забыв о расшатавшихся зубах и скоротечной чахотке. Он удивлял приезжающих жандармов белозубой улыбкой. Фроленко, более чем кто другой, испытавший на себе страшные последствия заключения в Алексеевском равелине, здоровел на глазах. Он попал в Шлиссельбург, страдая цингою, ревматизмом и чем-то вроде остеомиелита, так что долгое время не владел рукой и был совершенно глух. Казалось, ни одна система органов не осталась у него не пораженной каким-нибудь недугом. Через некоторое время его было не узнать. По двору крепости ходил дюжий украинский хлопец с окладистой черной бородой и лопатой в руке, поставивший себе цель превратить бесплодный пустырь внутреннего двора крепости в яблоневый сад и почти достигший ее. По весне весь двор вокруг собора Иоанна, все аллеи у красных стен Зверинца и даже внутренний дворик цитадели и узкая полоса вдоль внешней серой стены крепости и свинцовой Ладоги покрывались белой пеной яблоневого цвета. В тюрьме, кроме того, его ум усиленно заработал, и насколько в жизни он был практиком, презирающим всякую отвлеченность, настолько же в заключении стал метафизиком. Он, этот рационалист, неожиданно для всех, пересмотрел свои убеждения, начиная с религиозных. Наконец, поборов сомнения, Михаил уверенно изрек после одного из путешествий к Христу, что бог безличный, бог отвлеченный, бог в смысле Идеи истины и добра, мировой души не дает ему удовлетворения. Подумал и так же неожиданно добавил, повергнув всех в оторопь, что он хотел бы бога, каким он нарисован в наивных иконостасах деревенских храмов. Бога в виде седого как лунь старца, сидящего на облаках и благосклонно взирающего оттуда на мир… Морозов тогда быстро перевел все в шутку, но больше с собой Фроленко на беседы с Христом не брал. Они уже и так вызывали удивленные взгляды офицеров тюремной команды и ожидали со дня на день рапорта в Петербург об их странном поведении и не менее странном внешнем виде и улучшающемся здоровье.

Время летело, а разгадка тайны не давалась в руки. Кажется, еще одно усилие, еще одна встреча в прошлом или еще один рывок мысли и все… но усилия были напрасны. Почти уже стало ясно, каким должен быть монохорд. Встречи с музыкантами древности и гениями музыки помогли нащупать, пусть еще не совсем явную, но все-таки правильную тропинку в эту сторону. Почти уже… но только почти.

Морозов сидел и грыз карандаш. Он никак не мог понять, где, где все же зацепка.

Так вы, мальцы, небось, и «Христа» Морозовского не читали? – вывел его из раздумья скрипучий голос ветхого деда. – Неучи, как есть неучи. Ох, ох, что ж я маленьким не сдох! Откель скажи, – он аппеллировал к напарнику, – откель такие берутся?

– Ну, не читали дед. Не читали! Вот такие мы безграмотные. Да и у кого сил хватит уйму томов таких громадных прочесть? – отбрыкивался Редактор, – Ты сам то читал?

– Я то-сь?

– Ты, ты?