Тайны Питтсбурга

— Ты великолепно выглядишь, Флокс. Просто красавица, — пробормотал я, и мое глупое сердце забилось так сильно, будто я был первым немецким рабочим, несведущим в инженерном деле, и готовился выбить деревянную опору из-под первого ажурного тысячетонного купола из бетона. Я потянулся губами к ее губам, потом увлек ее в тень маленького дерева и поцеловал. Кто-то закашлялся. Я слышал, как тонкие ветки царапают ткань ее платья и как звучат ее губы, пухлые, влажные губы с привкусом лайма и джина. Я открыл глаза.

— Все, — решила она. — Хватит.

Мы надумали вернуться. А когда подошли к своему столику, застали рядом с Артуром высокого худого юношу, одетого как для баскетбольного матча. Он был похож на итальянца и курил сигареты без фильтра. Глядя, как высокий парень дает Артуру прикурить, я понял, что дальнейшие планы на вечер у нас изменились. Теперь компания разбилась на две пары и наши пути явно расходятся.

— Флокс, Артур, познакомьтесь. Это Бобби.

Мы поздоровались. Мы с Флокс стояли близко друг к другу, и я не мог определить, кого из нас он разглядывает так внимательно, с ног до головы. Я сел за стол рядом с Артуром, но Флокс осталась стоять, посматривая на свою сумку.

— Так, — сообразил я. — Похоже, нам пора.

— Да, похоже на то, — согласился Артур. — До свидания. — Он отвернулся от нас, а Бобби передал Флокс ее крохотную сумочку. Я оставил на столе несколько долларов, и мы пошли.

— Как странно, — протянул я.

Она немного резко взяла меня под руку.

— По-моему, это отвратительно, — фыркнула она. — Ужасно, что бедняга Артур — гей.

— Почему? — спросил я. — Это же не значит, что…

— Извини, но мне кажется, это мерзко и отвратительно. Мужчины, которые спят с мужчинами, просто трусы. — Она вздрогнула, потом вцепилась в мою руку с удвоенным усилием и повернулась ко мне с улыбкой: — Арт, поехали ко мне.

Я поцеловал ее за ухом и набрал полный рот волос.

— О-о! — хихикнула она. — Тебе чего больше хочется: поехать на автобусе или прогуляться?

— Давай прогуляемся, — предложил я. — Это даст мне шанс сжечь хоть часть бушующей во мне гетеросексуальной энергии.

— Держу пари, ты очень мощная батарейка!

— Ой, Флокс, давай что-нибудь сделаем с этими твоими высказываниями. Ну что это такое? «О-о» или «мощная батарейка». Ты говоришь как старлетка. Какая-нибудь Мэйми ван Дорен.

— Я обожаю Мэйми ван Дорен, — объявила Флокс, легко шлепая меня по лицу. — И потом, я и есть старлетка.

9. Разбитое сердце

Признаю, у меня есть идиотская слабость к обобщениям, поэтому, возможно, я заслуживаю прощения, когда заявляю, что девушка, серьезно изучающая французский язык, не без странностей. Она начала учиться, зная, что эта дорога приведет ее в лучшем случае к преподаванию французского в школе. Мало того что занятие не из приятных, так беднягам еще крайне мало платят. Подобная перспектива сама по себе достаточна для того, чтобы осознавший ее человек ушел на стезю связей с общественностью или в бизнес. Она же, не задумываясь о последствиях, окунулась в изучение французского с головой, с тем фанатичным рвением, которое погубило больше молодых американок, чем увлечение любым другим языком.

И потом, если бы дело ограничивалось только грамматическими штудиями и расширением словарного запаса, то, возможно, изучение французского не отличалось бы от занятий испанским или немецким. Однако несчастная, перевалившая рубеж второго года обучения, неизбежно столкнется с французской литературой, самой разрушительной силой, известной человечеству. Она начинает сдабривать свой прежде невыразительный словарный запас словечками вроде langueur[26] и funeste,[27] а говоря по-английски, коверкает прилагательные, чтобы показать, что она даже думает по-французски. Она внезапно проникается любовью к таким писателям, как Бретон, Бодлер, Сартр, де Сад, Кокто, что непременно сказывается на ее отношении к любви; она начинает выражать свои эмоции драматично и с надрывом. Тех же авторов, чье влияние на личность может быть здоровым, таких как Стендаль или Флобер, она не любит и если и читает, то исключительно в переводе, что сводит их воздействие на образ ее мыслей и речь к минимуму. Или же она сознательно искажает смысл «Госпожи Бовари» и «Пармской обители», превращая их в темные любовные истории. Мне пришло в голову, что Флокс в особенности считала, будто «связана судьбой» (li'ee par le destin) с Надей и О. Вот таков образ мыслей девушек, серьезно изучающих французский язык.

Флокс жила на втором этаже старого дома в тенистом тихом райончике между Беличьим Холмом и Шейдисайд. Пока мы поднимались по лестнице, я считал ступени и рассматривал цветы на широких площадках. Я понимал, что скоро произойдет, но не задумывался над этим. Меня больше занимала мысль о том, что я это знаю.

— Мы можем говорить громко, — сказала она, входя в квартиру и включая свет. — Сейчас еще десять, а моя соседка практически не бывает дома.

— Хорошо! — прокричал я.