Тайны погибших кораблей (От 'Императрицы Марии' до 'Курска')

"Ну вот, - признавался он мне, - была мама, чувствовал себя ребенком. А сейчас такая пустота, что жить не хочется. Когда на мостике один стою, цепью себя привязываю... За борт так и тянет..." - "А мы как же без тебя?!" - "Вот только вы и спасаете". - "Если ты не вернешься, нам тоже не жить..."

Вот в таком состоянии он и уходил. Да, еще написал мне письмо, подробное, распорядительное, как завещание на двух страницах, и все по пунктам: "Детей береги, лечи на "фазенде" нашей (дом-развалюха), сетку на забор достать, маме камень поставить..."

Ушли они. А нам, женам, выдали набор "дефицитов": тушенка, сгущенка, чай, кофе... Мыла, правда, не было.

Ох, им многим не надо бы было уходить. У Смирнова, штурмана, пошаливало сердце. Он на берег собирался списываться. Ткач, боцман, переслуживал свой срок, жена просила - "не ходил бы", вопрос с жилищным кооперативом решался...

Каждый день я ждала беды. Каждый день гадала над любым пустяком: к счастью или к несчастью? Все приметы перебрала, какие есть. Ну прямо как старуха-ведунья стала.

11 марта Юленька, дочка, приносит большой казенный конверт со штемпелем войсковой части. Увидела - помертвела. Пока она ножничками "чик-чик", у меня сердце остановилось. Выпала открытка. Читаю поздравление с Восьмым марта от командира корабля. У них традиция такая была: оставлять на базе письма ко всяким праздникам. И слова такие душевные: "Спасибо вам, наши боевые подруги, за мужество ожидания..." А я села за стол и заплакала. Вот вам и все мужество...

Свекор утешает: "Что ж ты плачешь, глупая? Все хорошо". - "Дед, я же не знаю, как получают похоронки!"

Тогда, в субботу, я шила на машинке новые шторы. Работало сразу все и телевизор, и радиоточка. Саша всегда сердился на меня за это. Но сообщение о гибели лодки не услышала. Наверное, машинка шумела. Тут позвонила сестра свекрови. Дед снял трубку. Чувствую, в голосе изменился, все "да", "нет"...

"Дед, что случилось?" - "Нина звонила. Что-то после ремонта звонок не работает".

Вижу, запереживал: ходит, вздыхает, курит, кашляет... Наконец признался: "Нина сказала, какая-то лодка на Севере утонула". - "Но ведь их же много плавает! Почему именно наша?"

Я тут же позвонила тете Нине: "Что вы слышали?" Но она слышала только обрывок сообщения. Только положила трубку - звонок. Жена замполита первого экипажа: "Верочка, слышала сообщение? Василий Иванович обзвонил всех, мы думаем, что это ваша лодка". - "Но почему, почему наша?" - "По всем прикидкам так выходит - и торпедная, и атомная..." - "Все погибли?". "Нет, есть живые". - "Что мне делать?" - "Мы считаем, тебе надо лететь".

Включила программу "Время". Приготовила бумагу, карандаш, чтобы все записать. И валерьянку. Но ничего толком не сообщили. Соболезнование родственникам. А каким? Вся страна, наверное, всполошилась, сколько матерей, жен за сердце схватилось. Сколько подводников в походе! Ведь им не сообщить оттуда: "Мама, я жив, это не со мной". Хоть бы фамилию командира сразу сказали, и то стало бы ясно.

Звоню в наш городок. Заказ берут только на понедельник. Линия занята: "Не одной вам нужно". Бегу на телеграф, шлю срочную подруге: "Узнай, чья лодка! Позвони немедленно".

Утром жены побежали в ДОФ - Дом офицеров флота, где заседала правительственная комиссия. Но там ей ничего толком не сказали - кто жив, а кто мертв. Позвонила мне на другой день воспитательница из нашего детского садика: "Верочка, ничего толком не ясно. Приезжай".

Всю субботу и до воскресного полудня я проплакала. Дед еле держится, но утешает: "Будем верить. Не должно".

Надо лететь. Собираюсь сама, собираю Славика и плачу, плачу, плачу. Оделись мы, у самого уже порога - междугородка. Дед снял трубку, мне передает: "Это Североморск". А у меня ноги подкосились. В трубке незнакомый мужской голос: "С кем разговариваю?" Я ни слова в ответ не могла выдавить. "Это жена капитан-лейтенанта такого-то?" - "Да". - "С вами говорит капитан 3-го ранга такой-то..." Каждое слово как вечность. Чувствую, упаду, не дослушаю. Уж лучше бы сразу убил. "Ваш муж... - и дальше - имя, отчество, фамилия, - жив".

- Вы правду говорите? Вы меня не обманываете?!

- Ну что вы! Он страшно беспокоится о вас и просил сообщить в Ленинград.

- Как он?

- Все нормально. Приезжайте. Вас всюду пропустят.

Юлька моя, первоклашка, в крик: "Мамочка, только возьми меня к папке, я буду слушаться". В юбку вцепилась, не оторвать. Схватила обоих - и в аэропорт...

В Пулково встретила Любу, жену Смирнова, штурмана. Подошла к ней, смотрим друг дружке в глаза. Боимся спросить. Она первая решилась: "Что с Сашей?" - "В госпитале". - "Мне сказали, что мой тоже, но в тяжелом состоянии". - "Не переживай! Главное, что жив, а там выходят". Откуда я могла знать, что Миша Смирнов погиб вместе с лодкой? Потом рассказывали, что он до последних секунд помогал вытаскивать плотик, а когда лодка пошла вниз, ухватился за носовой руль глубины, улыбнулся на прощанье и ушел в пучину. Высокий, крепкий, светловолосый и очень добрый к людям.