Тайны политических убийств

— Я не имею полномочий говорить от их имени, но, вероятно, они со мною согласились бы, — подумав несколько, ответил Лятковский:

— Итак, — быстро поднявшись со стула, взволнованным голосом сказал Богров, — вы все требуете от меня реабилитации. Значит, для вас нет сомнения в моей провокационной работе? — Богров разразился принужденным смехом. — Так вот пойти и сейчас же, на перекрестке убить первого попавшегося городового? Это ли будет реабилитацией?

Лятковский ничего не ответил. Наступило тягостное молчание.

Богров в глубоком раздумье несколько раз прошелся по комнате, а затем, снова сев на стул, взволнованно продолжал:

— Скажите мне, какой мотив мог бы побудить меня служить в охранке? Что говорят по этому поводу товарищи? Деньги? В них я не нуждаюсь. Известность? Но никто из генералов революции по моей вине не пострадал. Женщины? — Богров выразительно пожал плечами и умолк.

Лятковский подошел к книжным полкам. Заметив на одной из них журнал «Былое», он стал просматривать его. Богров предложил Лятковскому взять книгу с собой.

— Я очень люблю «Былое». Оно тем ценно для меня, — сказал Богров, — что по нему я знакомлюсь с действительными революционерами и учусь той поразительной конспирации, которой они себя окружали.

И после длительной паузы, в течение которой Лятковский внимательно перелистывал «Былое», Богров снова вернулся к волнующей его теме.

— Вы говорите: «реабилитировать себя», — сказал он, словно беседуя с самим собой. — Хорошо. Согласен. Но только если убью Николая, видимо, будут считать, что я себя реабилитировал.

— Да кто же из революционеров не мечтает убить Николая? — отозвался Лятковский.

— Нет, — как бы продолжая свои мысли вслух, перебил его Богров. — Николай — ерунда, Николай — игрушка в руках Столыпина. Благодаря его политике задушена революция и кровь лучших сынов народа льется, как вода.

Завязалась беседа, полная интереса и для Лятковского. Он объявил мысль Богрова наивной, не учитывавшей всех трудностей, с которыми был бы сопряжен такой акт.

По мнению Лятковского, такое «дело» было бы не под силу одному человеку, для этого следовало бы создать организацию боевиков.

— И я, — заявил Лятковский, — лично готов участвовать в создании такой группы и подыскать для нее стойких и решительных людей…

Богров перебил его, не дав высказать мысль до конца:

— Нет, ваша идея не годится. Нельзя исключить в данном мероприятии случайного провала, и тогда провал будет истолкован как новое доказательство моей провокаторской деятельности. Нет, так не годится. Я сам, без чьей-либо помощи, добьюсь своей реабилитации, восстановления своего доброго имени. Как добраться до Столыпина, я еще не знаю, но думаю, что сумею это сделать осенью, когда в Киеве начнутся маневры, на которых будет Николай и, конечно, Столыпин.

Вы и все товарищи еще услышите обо мне, — решительно повторил он на прощание.

Последняя фраза была произнесена не ради эффекта. Мысль о том, что он должен прекратить сотрудничество с охранкой и загладить причиненный им вред, вошла в сознание Богрова уже давно и крепко, еще в петербургский период его жизни. Он непрерывно думал о том, как добиться реабилитации.

Однако беседа с Лятковским имела для него существенное значение. В процессе этой беседы Богров окончательно убедился в том, что без жертвенного, искупительного подвига ему не смыть с себя клейма ренегата. В этой беседе была впервые нащупана идея подвига, и тут же она облеклась в плоть и кровь — убить Столыпина!

В августе 1911 года, подгоняемый приближением событий — приездом в Киев после маневров царя и его приближенных, — Богров завершил разработку своего плана до мельчайших деталей. 26 и 27 августа он направился на квартиру к H. Н. Кулябко, с которым уже не поддерживал связи свыше полутора лет, предварительно уведомив его по телефону, что имеет сообщить ему кое-что важное. Кулябко немедленно принял его дома в присутствии полковника Спиридовича и вице-директора департамента полиции камер-юнкера Веригина, занимавшихся организацией безопасности царя и сопровождавших его лиц в Киеве.

Богров сообщил присутствующим, что в Киев из Кременчуга собирается приехать известный петербургскому охранному отделению террорист «Николай Яковлевич» в сопровождении некоей «Нины Александровны» для совершения убийства во время «августовских торжеств» одного из видных царских министров. В связи с этой миссией последние обратились к Богрову с просьбой дать им возможность прибыть в Киев не по железной дороге или пароходом, а па моторной лодке, дабы избегнуть полицейского наблюдения, а по приезде в Киев — прожить некоторое время у него на квартире.

Кулябко с друзьями, разумеется, очень заинтересовались сообщением. Вместе они разработали агентурно-оперативный план поведения Богрова в данной ситуации, порекомендовав ему пойти навстречу просьбам «Николая Яковлевича», дабы его и его спутницу держать в поле наблюдения охранки и при помощи Богрова полнее раскрыть их террористические планы, их сообщников и, «ликвидировав» террористов, предупредить события.