Продвижение «Папиных Сосисок» принимало неожиданные повороты. Накануне их выгнали из парка, где Отавиу успешно продвигал хот-доги среди студентов, окончивших занятия. Дармовые хот-доги просто улетали, приводя в замешательство Алекса, на которого не действовали заклинания Отавиу: «Так надо!» или: «Это рекламная кампания!» Рекламная кампания, к сожалению, в первый день закончилась довольно печально: налетели какие-то бандиты, заявили, что территория парка является их торговой точкой, и отобрали все, что чудом удалось выручить Алексу за целый день торговли. Правда, это была сущая мелочь, но Алекс все равно горевал, весь вечер и все утро подсчитывая убытки под тоскливым взглядом Онейди. Отавиу пришлось пообещать ему, что рекламная кампания закончилась и с сегодняшнего дня они начнут продавать свои сногсшибательные хот-доги за деньги. Но сегодня повторилась вчерашняя история, только с еще более печальным концом, — их вытолкал взашей хозяин бара, Тиао Алемау, которому они загородили подход к бару. Теперь они возвращались домой. Алекс потирал разбитую щеку, а Отавиу с грустью думал о том, как неприятно ему брать деньги за свой товар. Нет, не товар! Это было угощение, которым он охотно делился. Слава Богу, что хоть дочери не лезли в его дела, не осуждали, не поучали. Да что там говорить, умницы, красавицы! — он души в них не чает. Глядя на них, Отавиу не раз думал о том, как странно распорядилась судьба, наградив Жулию внешностью Евы, а Бетти так была похожа на мать характером. Тот же напор, страсть в достижении своей цели. Цель Бетти он знал, это был Арналду, и дочь была уверена, что совсем скоро Отавиу поведет ее к венцу. Вчера Бетти показала ему изумительный перстень, который подарил ей Арналду. Перстень с большим бриллиантом смотрелся шикарно и стоил, по словам Бетти, кучу денег. Бетти, Бетти, она говорит только о деньгах, о состоянии Сан-Марино, о поездках, дорогих отелях и ресторанах. Отавиу казалось это очень скучным и неинтересным, однако он готов был радоваться радости дочери, но удавалось ему это с трудом. Порой он не сдерживался и просил Бетти не торопить события, не обманываться в надеждах, вскоре предстать перед ним в подвенечном платье под руку с Арналду Сан-Марино. Отавиу забыл многое, но он отлично помнил, что жизнь не так проста, как хотелось бы. Он не раз напоминал Бетти о ее прежнем замужестве, волновался, знает ли об этом Арналду. Все его сомнения и вопросы раздражали Бетти, ей хотелось говорить о скором счастье, хотелось, чтоб отец восторгался подарком Арналду.… А вместо этого он призывал ее вспоминать собственные промахи, прерывал радостные мечтания.
— Не буду больше сердить тебя, Бетти. Ты взрослая девочка, хозяйка своей жизни. Но умоляю, будь осторожна, не обманись. Мне кажется, что твой сегодняшний избранник не главный мужчина твоей жизни.
Но Бетти упрямо стояла на своем:
— Я выйду замуж за Арналду Сан-Марино. Я выйду за него замуж и проживу с ним долго, пока смерть не разъединит нас. Мы будем счастливы так же, как ты и мама. Она поцеловала его в кончик носа, и Отавиу вздрогнул. Всеми своими манерами, жестами, интонацией, мимикой лица, даже этим поцелуем в кончик носа Бетти напоминала Еву, и Отавиу опять стало не по себе — неуловимая тревога, словно зудящая заноза, лишила его покоя.
А вот малышка Сели порождала в нем противоречивые чувства.
Сели по-прежнему держалась настороженно, с неохотой выходила за порог дома, предпочитала чтение Евангелия всем остальным занятиям. Правда, в последнее время она очень привязалась к маленькому котеночку — Отавиу с умилением наблюдал за дочерью, прижимающей к груди маленький пушистый комочек, слыша ее ласковый тихий голос, обращенный к котенку, Отавиу понимал, что дочь грустит. И разделить ей эту грусть здесь не с кем. Потом неожиданно котенок куда-то пропал. Онейди сообщила, что Сели подарила его соседке, а Сели как-то совсем замкнулась, все чаще молилась, поднимая к Образу девы Марии заплаканные глаза. «Скорее надо устроить ее в коллеж, там среди сверстников, занятая делами, она не найдет времени для грусти», — думал Отавиу, а пока пытался как мог развлечь дочь: водил ее в зоопарк, беседовал, гулял по парку. Эти прогулки помогали и ему — все чаще из черной дыры беспамятства поднимались на поверхность отдельные куски воспоминаний. Радовался он, радовалась Сели, радовались все. Но чем больше он вспоминал, тем тревожнее становилось на душе, а с чем была связана эта тревога — он не помнил.
Дома он застал дочерей в радостном возбуждении. Утром пришла Жулия и рассказала сестрам обо всем, что произошло с ней и Шику за последний день. Отавиу слушал сбивчивый рассказ, который вели все сразу, и периодически всплескивал руками:
— Моя дочь Жулия и мой друг Шику — вместе! Как замечательно!
Онейди восторгалась героизмом Шику, явившегося на пресс-конференцию в женском платье. Алекс, несмотря на спиртовой компресс и нулевой доход, не смог удержаться и тоже подал голос: