Тайны Ракушечного пляжа

Йенс прошел через террасу и легонько постучал в одну из дверей. Занавеска на ближайшем окне чуть отодвинулась. Я увидела Майю, которую наполовину скрывала белая хлопчатобумажная ткань. Возможно, сыграл свою роль и контраст между белизной занавески и темным цветом ее волос и кожи. Или то, что Майю было видно не целиком. Но лицо за оконным стеклом показалось мне невероятно экзотичным и чужим. В моих воспоминаниях Майя была не такой темной.

Она рассматривала нас одним глазом. Второй оставался в тени, за занавеской. Мне вспомнились сломанные игрушечные очки, которые были на Майе, когда я видела ее в последний раз, и в которых она тоже казалась одноглазой.

Тут занавеска вернулась на место и скрыла ее целиком. Я услышала приближающиеся к двери шаги. Вопрос, который я так и не сформулировала, но который невольно вертелся у меня в голове по пути сюда, снова ярко вспыхнул в сознании: «Она ведь не опасна? Она не буйная?» Я бросила быстрый вопросительный взгляд на Йенса. Он подмигнул мне и понимающе улыбнулся в ответ. Потом он посмотрел в сторону двери и сказал:

— Привет, Майя!

Я перевела взгляд туда. Она так тихо открыла дверь, что я даже не услышала. Майя стояла перед нами, очень худенькая и хрупкая, темнокожая, как африканка. Ее густые, чуть волнистые волосы были собраны в хвост, доходивший до пояса. На ней были джинсы и плотная красная футболка с длинными рукавами и белой эмблемой. Это была дешевая, некрасивая футболка, которую наверняка купили в каком-то супермаркете, но из-за темного цвета кожи самой Майи красная ткань прямо пылала, а дурацкие белые буквы светились, словно тайные символы. На ногах у нее были спортивные тапочки. Трудно было поверить, что ей двадцать восемь лет. Она казалась хрупкой, как четырнадцатилетняя девочка.

— Это Ульрика. Ты, наверное, помнишь ее, она жила в Тонгевике? — спросил Йенс.

Я неуверенно протянула руку. Я держала ее перед Майей всего лишь мгновение, но мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она медленно подняла руку в ответ. Из чрезмерно длинного рукава футболки показалась ладонь: я никогда не видела такого тонкого запястья. Я легонько пожала ей руку. Мне показалось, что крепкое рукопожатие могло бы причинить Майе боль. Я чуть не рассмеялась, вспомнив о своем беспокойстве по поводу ее возможной буйности.

Йенс в качестве приветствия легонько прикоснулся к ее плечу.

— Можно мы на минутку зайдем? — спросил он.

Ее лицо ничем не выразило ни недовольства, ни радости. Майя словно бы не слышала вопроса. Но Йенс не стал переспрашивать, а просто терпеливо ждал. Тут Майя широко распахнула дверь и мягко скользнула в сторону, давая нам пройти.

— Спасибо, — сказал Йенс.

Мы оказались прямо в ее комнате. Она была просто и красиво обставлена: дерево светлых тонов и светло-розовый, солнечно-желтый и нежно-зеленый текстиль. Тут же имелся кухонный уголок и туалетная комната с душем. Комната оказалась большой. Я предполагала, что в ней едва смогут разместиться кровать и письменный стол, но там нашлось место даже для обеденного стола, мягкой мебели и — что меня поразило — для книжных полок, которые тянулись от пола до потолка и были настолько забиты книгами, что некоторые тома даже пришлось положить горизонтально, поверх других.

— Неужели… — Я пыталась подобрать нужное местоимение. Говорить о Майе в третьем лице было бы, пожалуй, невежливо. С другой стороны, ответить мне мог только Йенс. Но я все-таки повернулась к Майе. — Ты читаешь?

Майя стояла передо мной, вроде бы слушая и не отводя взгляда, но ее лицо, как обычно, абсолютно ничего не выражало.

— Она просто глотает книги, — ответил Йенс.

— Ого, — произнесла я с удивлением.

Я принялась читать названия книг. Тут стояло довольно много известной художественной литературы, которая присутствует почти на всех книжных полках.

— У тебя тут мило, — сказала я.

Мне действительно так казалось. Комната была обставлена со вкусом, гармонично и приятно. На комоде стояло оловянное ведерко с сухим вереском. На стене висело несколько акварелей с бухусленскими мотивами. Единственное, что несколько отличало жилье Майи от обычного дома — как я отметила чуть погодя, — это отсутствие ковров. Пол был покрыт линолеумом с мраморным рисунком цвета слоновой кости. Это придавало комнате южный колорит, контрастировавший со скандинавским интерьером.

— Как у тебя дела, Майя? — поинтересовался Йенс. — Все хорошо?

Вопрос утонул в ней, словно камень в колодце.

— Майя, — сказала я. — Ты когда-нибудь бывала дома у женщины по имени Кристина? Которая мастерила предметы из ракушек, костей и перьев?

Воздух завибрировал или мне показалось?

— Длинноволосая женщина, — продолжала я. — Когда ты была маленькой, ты жила у нее в доме? Она увезла тебя на байдарке?