Дворяне не могли спасти Польши и Венеции, потому что это были избирательное королевство и республика; патриции не имели в почве корней; здесь надо искать также причину упадка римской знати. Заметьте, что новая римская знать пала, как падает здание, основанное на плохом фундаменте. Ничто не трогало это дворянство, — оно распалось от ветхости. Сравните это положение с ходом вещей во Франции, где ни идеи, ни акты не могли вырвать с корнем живучий аристократизм. Взгляните на Англию — как гордо поднимается там деспотическая аристократия после всех невзгод, перенесённых ею. В этих двух странах сама королевская власть падала несколько раз, но дворянство со своими привилегиями устояло против всех бурь; во Франции, лишённое всего, что составляло его силу, оно существует на развалинах, в Риме же оно погребено под обломками своего величия. Потому что в Риме дворянство было ненужной роскошью, принадлежностью политических и религиозных церемоний, процессий и кавалькад.
ГЛАВА XIX
МОНАШЕСКИЕ ОРДЕНА
Казалось, само Провидение способствовало Ноемии в изучении древнего колосса; она писала Бен-Иакову, что сперва открыла его глиняные ноги, а теперь убедилась, что внутри его порча и пустота. Молодая еврейка получила от отца новые приказания, подтверждавшие её намерения.
Самые богатые и влиятельные израильтяне боялись Рима и в особенности папского двора; этот страх, которого они никак не могли преодолеть, существовал со времён невежества и жестокости, когда Рим преследовал сынов Израиля, чтобы обогатиться за их счёт. Следовательно, ради блага народа Божьего необходимо было рассеять этот искусно эксплуатируемый страх. Невидимые агенты успели уже посеять семена раздора между сыновьями Авраама, Исаака и Иакова; своими коварными, вкрадчивыми речами они сумели привлечь на свою сторону богатейших банкиров, которые составили договор о займе для Рима. Деньги, добытые этими средствами, должны были пойти на истребление поддержки израильтян в папских провинциях. Необходимо было доказать не только бессилие Рима, но и его несостоятельность, доказать, что он не представляет никаких ручательств в уплате нового долга, который не только не облегчит его положение, но ещё более запутает его.
Эти новости придали ещё большую энергию молодой девушке, деятельность которой увеличивалась ввиду опасности. Ей показалось, что у беззащитного Рима, державшегося только с помощью интриг, хитрости и коварства, была ещё одна неведомая ей сила; этой-то силе она приписывала волнение и колебания в среде её братьев.
Не оставляя Рима, Ноемия расширила круг своих наблюдений, и новый свет озарил её.
Вблизи Церкви и трона она заметила каких-то особенных незнакомых ей личностей; их допускали повсюду; и римские принцы, и кардиналы всегда относились к ним с благосклонной вежливостью, порой даже дружелюбно. Они, по-видимому, не исполняли никакой должности, не носили никаких титулов, но их советов слушались и искали их милостей и заступничества; хотя гласно ничего не говорилось, но им явно был известен ход вещей, и они им руководили.
Мудрено было назначить им место в иерархической лестнице; они появлялись на всех ступенях её. По одежде их можно было бы отнести к духовенству, но самая одежда эта составляла загадку; по покрою это был монашеский костюм, но тонкие, дорогие ткани, изящные украшения и драгоценности делали неуместной всякую мысль о смирении и бедности, напоминая скорее мирскую роскошь, нежели монашескую простоту.
Ноемии сказали, что это были генералы монашеских орденов.
В Риме насчитывалось пятьдесят пять мужских и восемьдесят девять женских монашеских орденов. Молодая еврейка, не входя в подробный осмотр этих орденов, пришла в ужас при мысли о могуществе этого духовного воинства, рассеянного по лицу земли, центр которого сосредоточивался в Риме — постоянном местопребывании генералов всех орденов.
В Риме монахи исполняют церковные службы в семидесяти одной церкви, их легко узнать: они никогда не снимают костюма своего ордена, надевая на него облачение при исполнении треб. Большей частью монахи отличаются поразительным невежеством. Деревенские учителя составляют большой процент в монастырях; они ищут там не уединения от света, которого не знают, не приюта для набожности, но убежища для праздности, потому что труд пугает их; пищи для самолюбия, удовлетворения своих порочных наклонностей, жизни лёгкой и беззаботной и некоторого влияния на массу, льстящего их грубому тщеславию.
Множество монастырей, открывающих двери этим трутням общества, поощряют их пагубную праздность. Поля остаются необработанными и бесплодными, везде труд в пренебрежении, промышленность бездействует, семейства остаются без поддержки, а окрестности опустошают проказа и нищенство.
Вот первые результаты монастырского бича.
Монахи все почти выходят из низшего сословия, куда не проникли цивилизация и прогресс. Из этого правила мало исключений, а если из этой массы невежд выдаётся несколько замечательных личностей, то это большая редкость.