Тайны русских волхвов

– Как-как… морская смекалка! – Рома стал помешивать в котелке и балагурить. – Вот, помню, прижало нас крепко посредине Черного моря – шли мы тогда на регату в Болгарию… На катамаране – не на этой яхте… И как нас не расколотило тогда? По всему было видно – конец. Несло четверо суток под одною мачтой, а волны – выше краспиц! Ну, значит, пристегнулись. Сидим в спас-жилетах, ждем, когда перевернет либо расколет катамаран на два поплавка: один пойдет в Турцию, другой в Крым. Я тоже сижу, приготовился прыгать на тот поплавок, который в Крым. Турция – это, конечно, интересно: минареты там, янычары, а особенно турецкие бани – после шторма бы да в баньку! Но… все же лучше податься к родному берегу, – у янычаров-то ятаганы, аллах их знает, какие у них там в бритой голове мысли? Так вот… сидим, аппетита нет, но есть-то надо, иначе обессилеешь, да и если за борт попадешь – неизвестно, сколько потом на одном планктоне жить будешь… Кстати, гадость ужасная этот планктон, между нами говоря… Не завидую я в этом смысле китам, – чем им приходится питаться! Готовить, словом, надо – а как? Яхта чуть не переворачивается, на камбуз заглянуть страшно, все разорено, воды по колено, в воде плавают продукты – и запах за четыре дня… залетишь на секунду и наверх, подышать. Но тут смотрю – мукá упала в воду, перемешалась – получилось отличное тесто, зачерпнул я тесто в котелок, подвесил над плитою, рядом повесил бутылку с маслом, потом зажег газ, поставил сковородку – а сам наверх. Дышу… Э-эх, как дело весело пошло! Яхта качается – то тесто капнет на сковородку, то масло. Блин поджарится с одной стороны – толчок! – его на другую сторону переворачивает… Потом забежишь на камбуз, а там блинчики горкой в тарелочке, маслицем политы, с правой стороны нож, с левой – вилка! Все качка разбросала по своим местам… Так вот и выходили из положения. В море без смекалки нельзя!

Рома стал накладывать в миски и протянул ложки девушкам:

– Держите-ка весла, дамочки, и гребите на себя!

* * *

…Сейчас Роме легко балагурить, а тогда – в шторм…

Погода изменилась, когда никто не ждал. Только что яхта покачивалась, почти не двигаясь, при полном штиле; закидывали лески и вытаскивали бьющуюся серебристую ставридку; прогноз, который сообщило по радиосвязи судно, обещал, что погода в ближайшие сутки меняться не будет, – и, вопреки прогнозу, край неба тут же потемнел, быстро стала надвигаться обложившая весь горизонт темная туча.

Яхтсмены собрались на палубе, смотрели на нее – вокруг было безветрие, яхта шла медленно, а на горизонте, казалось, море встало на дыбы. У всех лица будто посерели… Был почти штиль, но все понимали: это – сюда, этого миновать не удастся…

Туча надвигалась, захватывая новые области неба. Верх тучи сверкал, искрился в лучах солнца, купающегося в его снежной, дыбящейся массе, похожей на всесокрушающую, неправдоподобно медленно, как в бреду двигавшуюся, клубящуюся лавину; под тучею все было черно́, там рвали, пучили, разрывали поверхность моря ожесточившиеся, ошалевшие ветрá, – эта черная, взрыхленная полоса неотвратно близилась.

Закрепили, зарифили паруса, а когда налетел шквал, Рома попытался уйти по грозовому фронту на маленьком штормовом стакселе, но продержался недолго, через пару часов пришлось убрать и его.

Туча проглотила небо, и сразу, будто их снули в мешок, стемнело. Теперь яхта шла под одной мачтой. Массивная, широкая мачта гнулась под ветром, грозила либо вылететь из шарнира (тогда поплавки катамарана, крепившиеся к мачте вантами, разломали бы все балки и связи), либо перевернуть катамаран, – что лучше, сказать трудно, – в такую погоду, при таком ветре, любого, оказавшегося за бортом, оглушило бы и отнесло от яхты бог весть куда…

Рома прислушался к себе… Нет, ничего не должно случиться. Откуда-то у него появилась уверенность, что из этой передряги он выберется. Будет тяжело, но все обойдется. И еще он подумал: «Зачем волноваться прежде времени, вот окажемся за бортом, тогда… А вот тогда точно беспокоиться будет поздно, да и незачем!»

Задачка была проста – нужно было лавировать с волны на волну, не позволяя яхте становиться к волне лагом. И Рома, одурев от качки, направлял поплавки под углом. Оба носа высоко взлетали над водой и тут же падали, разбивая волны, которые хлестали сквозь сеть, протянутую меж корпусами, окатывая всех на палубе.

К ночи следить за волнами стало невозможно, электричества в аккумуляторах хватало только на сигнальные огни, но не на освещение, и приходилось полагаться на свою интуицию… Рома боролся с волнами половину ночи, потом пришла смена – оставшуюся часть ночи он провел тут же на палубе в полузабытьи…

Четверо суток прошли в изнурительной, однообразной борьбе. Все были измучены, но двигались, делали то, что было необходимо, либо лежали пластом на палубе, а ветер и волна не утихали, не давали передышки. Море показывало, что ему ничего не стоит в щепки разбить ненадежную яхту, смять, оглушить, выбросить за борт жалкую кучку людей…