Тайны русских волхвов

В это трудно поверить, но это так. Сомневающиеся могут, разумеется, пойти в научную библиотеку и перечитать подряд все толстые тома, содержащие весьма поучительные сведения как о больших, так и о малых взрывах, о вселенных, перемешанных миксером, о вселенных, раздувающихся и лопающихся, как мыльные пузыри, – и, потратив напрасно кучу времени, так и не отыскать ни слова о том, что же произошло: отчего все полетело вверх тормашками, сорвалось с катушек, вывернулось шиворот навыворот, почему серьезное стало смешным до глупости, а детский лепет оказался разумнее того, о чем внятно говорят с кафедр в лекционных аудиториях. Да и какой профессор хоть что-нибудь в этом смыслит!?

А слово это и сказано-то было не очень всерьез, так, между прочим, с улыбочкой, милой улыбочкой, в которой сквозила едва заметная сумасшедшинка. Катя как могла сдерживалась, сжимала губы, чтобы не рассмеяться, но смех прорывался и раздувал ей щеки.

Что она сказала? Ничего особенного: «Ты мне – интересен».

Только и всего. Она смотрела на высокого, одеревеневшего от смущения Павла снизу вверх и представляла, что его целует (она даже прикрыла глаза, потому что всегда целовала с закрытыми глазами). Да-а… он такой… нескладный, длинный, что пришлось бы встать на цыпочки, или попытаться согнуть немножко, обхватить руками шею, ноги отпустить и… Можно целовать и со скамеечки… Но не водить же его каждый раз в парк, когда захочешь целоваться? Лучше купить туфли на платформе – тогда можно будет целовать, когда захочется. Жаль только, что такие туфли – трудно достать… А Паша пусть пока потерпит, – кто ж виноват, что он такой высокий? Что поделаешь… Пока туфли на платформе дефицит, придется найти кого-нибудь, кого не надо перед каждым поцелуем водить в парк…

Павел чувствовал себя очень неловко, глаза его за круглыми очками были несчастны, он вжался в стенку, стремясь пропасть, стушеваться… Интересен? Так она сказала? Он слабо усмехнулся! это шутка, – конечно, шутка… ничего больше…

Стараясь развеяться, стряхнуть наваждение, он ходил быстрым шагом по городу, выбрасывал вперед длинные ноги. Но это не помогало, он ловил себя на том, что ищет Катю в толпе, – не она ли во-о-н там? Он ускорял шаг, почти бежал, задыхаясь, вдыхая морозный воздух и выпуская из покрасневших ноздрей пар.

– Ка-а!.. простите…

Не она – ошибся… Незнакомая девушка оглядела его смешную фигуру, улыбнулась, пожала плечами.

Павел ходил по Арбату, заглядывал под арки. «Может быть, она там? Нет, и здесь Кати нет. Да и что она стала бы тут делать, скажите пожалуйста… от кого прятаться?» Он шел мимо ресторана «Прага», мимо притоптывавшей на морозе очереди и неприступного швейцара в чем-то зеленом, обшитом золотым позументом. «А может быть, она в ресторане? Сидит одна с томным видом… А тут, неожиданно – я! Подхожу: «Здрасьте!.. Не занято? Ах! Какая встреча! Нет, что ни говорите – это судьба…»

Непринужденно присаживаюсь: «Люблю, знаете, посидеть, отдохнуть в хорошем ресторане, послушать музыку… в приятной компании…» Элегантный жест: «Официант… э…» А что же я закажу? Сколько у меня денег? Нда… не густо, ресторан мне не по карману… Хм! В таком случае, – мне кажется, Катя пошла в кино…

Павел покупал билет в кино, томился в жаркой темноте под жгучими индийскими страстями и, не выдержав, шел по ногам, чертыхаясь и извиняясь, наружу.

Он опускался на эскалаторе в метро. Вдруг ему показалось, что впереди – Катя. Он побежал, прыгая через ступеньки, сбежал с эскалатора, – навстречу надвигалась толпа, – он нырнул, стал барахтаться, бороться с течением, – вот-вот прорвется… Его подхватило, понесло, прижало к стенке… Еще рывок… Но двери захлопнулись, он налетел на стекло, ткнулся в расплющенные, испуганные лица. Внизу лязгнуло, впереди свистнуло, поезд дрогнул, пошел… Быстрее, быстрее! С визгом и топотом умчался в черный зев тоннеля… Павел сделал несколько шагов вслед, но потом, опомнившись, стал просто прохаживаться взад-вперед по перрону…

Куда бы он ни шел, где бы ни был, всегда мысль его возвращалась к одному, от этой мысли невозможно было избавиться, он убегал, но она везде настигала его.

Он вспоминал, как он сидел на семинаре, показывал, что он увлечен тем, о чем рассказывает и что пишет на доске преподаватель, – он приподнимал за дужку очки, ставил стекла под углом, чтобы лучше видеть. В это время его жгло: рядом, справа – Катя; ни о чем другом он думать не мог. Катю вызывали к доске – он делал сосредоточенный вид: его интересует только то, что она там пишет, Катя писала что-то такое… Преподаватель хватался за сердце, бледнел и садился на стул, аудитория замирала… Катя кокетливо поправляла прическу, – полагая, что это произошло потому, что все восхищены ею, все просто от нее без ума…

Катя – шатенка, с волосами, падающими на плечи, с огромными живыми карими очами, с очками на пол-лица. В синеватых стеклах очков отражаются бликами, голубыми тенями – дома, люди, деревья, – за голубыми деревьями мелькнул Павел, мелькнул и растаял, отплыл тенью за ободок…