Тайны русского народа. В поисках истоков Руси

После распада единой праиндоевропейской этнической и языковой общности из нее выделились самостоятельно народы — носители новых языков и культур (данный процесс занял много тысячелетий). Но каждый народ (впоследствии — нация) продолжал хранить в своем мировоззрении остатки былых представлений и верований. Арийское наследство, принесенное славянами (а в дальнейшем — русскими) на евразийскую почву, сохранялось в форме стойких мифологических воззрений, игравших, по мнению И. Е. Забелина, роль первобытного познания природы и даже первобытной науки. В этом горниле зарождался и оформлялся изначальный народный космизм. «Язычник, — отмечал Забелин, — яснее всего постигал и понимал одну великую истину, что жизнь — есть основа всего мира, что она разлита повсюду и чувствуется на каждом шагу, в каждой былинке… Во всем живом мире господствует и повсюду является такое же человеческое существо, как он сам. Он сознавал, что весь видимый мир от былинки до небесного светила одухотворен тою же человеческой душою, ее мыслью, ее чувством, ее волею».[180] Отсюда: не только животные и растения, но и самые камни мыслили, чувствовали, говорили таким же понятным каждому человеческим языком.

Говорящие и чувствующие предметы, стихии, растения, животные, сохранившиеся по сей день в сказках, песнях, эпосе, — это не плод наивного вымысла, а результат глубочайшего проникновения в таинство окружающего мира и осознания неразрывного с ним единения. Недосягаемая всеобъемлющая Вселенная порождала не страх и ужас, а укрепляла чувство космического родства и, следовательно, обережения и заступничества от любых враждебных и злокозненных сил. Пробуждение этих защитных функций природно-космического Универсума достигалось с помощью разного рода магических обрядов и действий. Тем самым весь окружающий человека видимый и невидимый мир — от Солнца и звезд до листика и травинки — оказывался одушевленным и одухотворенным, замыкаясь в единое и неразрывное целое с самим человеком.

Христианство с трудом преодолевало (и никогда до конца не сумело преодолеть) веками и тысячелетиями формировавшееся космическое мировоззрение народов, населявших Россию. Несмотря на драконовские меры и инквизиторскую политику, церкви никак не удавалось вытравить то, что дается самой природой. Ни инородцы, ни русское население никогда не расставалось с вселенско-языческим отношением к окружающему миру, подразумевая себя его неотъемлемой частичкой. Дьявольской называет анонимный и первый русский космологический трактат XII века «Слово о силах небесных» неискоренимо-стойкую веру людей «в Солнце, и в Месяц, и в Звезды, а иныя в рекы, и в источники, и в древа…, и в огнь, и в звери, и в иныя вещи многразличныя».[181]

Мифологическое сознание не есть нечто нерасчлененное, аморфное — таким оно предстает по прошествии веков и тысячелетий, когда на нет сходит его прежнее идеологическое значение, влияние на повседневную жизнь утрачивается, а остатки ранее господствующего мировоззрения оседают в фольклоре. Безусловно, современному человеку трудно судить, к какому именно неведомому прошлому принадлежит тот или иной сказочный или эпический образ (особенно если речь идет об архаичных пластах). Но положение не безнадежно — тем более иных путей для установления истины нет. Фольклор — это закодированная в устойчивых художественных образах и символах родовая коллективная память народа. Задача проницательного читателя и слушателя — научиться расшифровывать этот код.

Стоит посмотреть под этим углом зрения на жалкие осколки некогда величественного и неприступного монолита — и в бессвязных или случайных на первый взгляд образах песен, сказок, былин, загадок, пословиц, заговоров, заклинаний и т. п. проступают отзвуки данных эпох и верований. Кому не известны, скажем, хрестоматийные причитания, перекочевавшие в детский фольклор:

Костры горят горючие,
Котлы кипят кипучие,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати.

Для современного человека, оторванного от исконных древних корней, это — всего лишь плач братца Иванушки, обернувшегося козленочком.

В действительности же здесь отголосок древнейшей эпохи, практиковавшей жертвоприношения — причем не одних животных, но и — увы — человеческие. Приведенное четверостишие — дошедший сквозь тысячелетия вопль объятой ужасом жертвы. Ужас этот был так велик, что он повергает в трепет и современного читателя (слушателя) — особенно ребенка. Представляется, что и рифмованные строчки причитания сохранились от тех невообразимо далеких дней (счет может идти на многие тысячелетия) практически в неизменном виде.