Тайны русского народа. В поисках истоков Руси

Первая запись «Стиха о голубиной книге» (всего известно свыше тридцати вариантов) содержится в знаменитом «Сборнике Кирши Данилова». Здесь, несомненно, сохранились отзвуки самых глубоких времен, доходящих до источника общего и для индийских Вед, и для русского фольклора. Недаром заветная книга, о которой пели сказители, именуется «голубиной», то есть «глубинной» (что означает одновременно и «древняя» и «мудрая»). О языческом происхождении легенды о Голубиной книге свидетельствует написанное в XIII веке житие Авраама Смоленского, который был обвинен в ереси за чтение и почитание «глубинных книг». Однако Голубиная книга менее всего является объектом внимания одной лишь ученой книжности. Главными пропагандистами и распространителями былинно-песенного и апокрифического знания на Руси были калики перехожие, бродившие по городам и весям. Через такое подвижное «средство массовой информации» народ приобщался к древней и высшей мудрости.

Вот широко известный перечень вопросов из Голубиной книги:

От чего зачался наш белый свет?
От чего зачался сол(н)цо праведно?
От чего зачался светел месяц?
От чего зачался заря утрення?
От чего зачалася и вечерняя?
От чего зачалася темная ночь?
От чего зачалися часты звезды?

В белорусском фольклоре также обнаруживаются следы древнего мировоззрения, родственного русской Голубиной книге. В песне о Севрюке встречаются практически те же космогонические вопросы, но только в более мягкой и лирической постановке:

Ой, кто ли того не знал,
Как наш белый свет настал?
Как и солнушко взошло,
Как и яркий месячко,
Как и часты звездочки,
Как и темны хмароньки,
Как и сильны дождички?[185]

Ответы на эти вопросы давались разные — в разные времена и у разных народов. В индоевропейской традиции очерчен некоторый общий круг вопросов и ответов, который варьируется в разных мифологиях и культурах, сохраняя при этом общее ядро. Достаточно обратиться к индоиранским истокам. Так, в Авесте — священной книге зороастризма — содержится примерно тот же перечень вопросов, что и в Голубиной книге.

Древнеиранская Авеста помогает прояснить многие вопросы, относящиеся к протославянскому мировоззрению и праславянскому языку. Ко времени формирования Авесты и зороастрийской религии (X–XII вв. до н. э.) завершился активный распад индоевропейских племен и возникновение на общей некогда основе самостоятельных народов с самостоятельными языками, но эти новые этнические и языковые образования не столь далеко отстоят от некогда общего источника знаний и верований. В Авесте сформулированы следующие вопросы: «Кто (является) первоначальным творцом Истины? Кто установил путь солнца и звезд? Кто (тот), благодаря которому луна прибывает и убывает?…Кто поддерживает снизу землю и облака от падения, кто (поддерживает) воды и растения?…Какой умелый (мастер) создал свет и тьму, какой умелый (мастер) создал сон и бодрствование?» Эти вопросы из недошедших частей Авесты, известных историкам по более поздним пехлевийским текстам.[186]

Как отвечали древние индоарии на занимавшие их вопросы, видно из их священной книги — Ригведы.

Не было не-сущего, и не было сущего тогда.
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
Что двигалось туда и сюда? Где? Под чьей защитой?
Что за вода была — глубокая бездна?
Не было ни смерти, ни бессмертия тогда.
Не было ни признака дня (или) ночи.
Дышало не колебля воздуха, по своему закону Нечто Одно,
И не было ничего другого, кроме него.