Тайны русской души. Дневник гимназистки

Конечно, я была шутлива, и у меня сидел Демьян Иванович (Кулиш). Мы смеялись, читали Ленино (Елены Юдиной) письмо. А Ло, конечно, дерзил:

– Вы – или пробка, или тряпка!..

И кончилось тем, что ушиб мне руку. Впрочем, мне не было больно. По крайней мере, раздражение помогло мне скоротать остальную часть дежурства…

Зато вчера (5 июля) я плакала – в Соборе. Мне тяжело. Душа погасла, и в сердце нет ни ласки, ни любви. Там нет тепла – оно захолодело, и мягкости в нем нет – зачерствело оно…

Но зачем же страдать другим – благодаря моему несчастью, в котором никто, кроме меня самой, не виноват? А Евлогий Петрович (Ощепков) – я знаю – страдает. А мне только себя жаль, значит – я не жалею никого, и самым близким мне людям приходится всего хуже. Это не пробуждает во мне жалости. Но делается еще тяжелее…

Скупые слезы нехотя ползут по щекам – иногда. Но вчера к ночи каким-то легким теплом издалека чуть-чуть потянуло…

Ведь это же должно переболеть! Вот – как зуб… Я не верю, чтобы сердце человеческое было «хрустальным». Не верю, чтобы оно могло быть «разбитым» – как говорил и думал Sully-Prudhomme:

Souvent aussi la main qu’on aime,
Effleurant le coeur, le meurtrit;
Puis le coeur se fend de lui-m^eme,
La fleur de son amour p'erit;
Toujours intact aux yeux du monde,
Il sent cro^itre et pleurer tout bas
Sa blessure fine et profonde:
Il est bris'e, n’y touchez pas371

.

Да, «la main qu’on aime»372делает ушиб больнее, чем если бы ушибла рука того «qu’on aime pas»373, но, пожалуй, рукой «qu’on aime pas» и не ушибается сердце. Да, оно – «intact aux yeux du monde»374, и незримо плачет, и болит где-то глубоко– глубоко, но чтобы оно было «bris'e»375 и чтобы оно «se fend de lui-m^eme»376 – не может же этого быть! Ведь это же – живое: оно должно зажить!..

А у Ло? Что, если у него такое – «хрустальное» – сердце?.. Бедный мальчик! И его сердце плачет – только «tout haut»377. Может быть, это лучше…

Золотой кораблик луны качается на сиреневых небесных волнах. Влагою дышит вечер, и листы тихих берез, зыбкие, шелестят…

Зина (сестра) – у Маруси (Бровкиной). Вместо меня. Я не могу пойти. Никуда. К Зое (Лубягиной) зовет Милица, а я говорю спокойно:

– Не приду…

Что же делать, если я «не похожа на себя»?..

Как я устала!..

«Toujours intact aux yeux du monde…» Хорошо сказано!..

7 июля, суббота

«Вспомните тот день, когда вы без трепета встретили ваше первое молчанье. Ужасный час настал, и оно предстало перед вашей душой. Вы видели, как оно восходило из бездны жизни, о которой не говорят, из глубин красоты и ужаса, – и вы не ушли от него. То было при свиданьи, на пороге разлуки, среди великой радости, у одра смерти, на краю большого горя…» «Поцелуи горестного молчания, – ибо чаще всего молчание целует нас в горе – никогда не забываются… Быть может, им одним известно, какие безмолвные и глубокие воды таятся под тонкой оболочкой каждодневной жизни; они приблизились к Богу, и сделанные ими шаги в сторону света не затеряются, ибо душа может не восходить, но никогда не падает…» «Вспомните эти минуты… и скажите, не было ли тогда молчание необходимым, не была ли ласка врага, вечно преследуемого, Божественной…»378 (Метерлинк).

Да, это молчание «восходит из глубин ужаса». Но надо далеко отойти на расстояние, чтобы прибавить: «…и красоты» – и чтобы решить, «не была ли эта ласка Божественной». Но пока оно действенно – душа кажется такой опустошенной, и ясно становится, что она «может не восходить»… (Приписка на полях рукописи – от 6 августа:

Тогда «молчание» было необходимым, и «ласка врага, вечно преследуемого, – Божественной». Да. Только благодаря им постигаются новые глубины правды и жизни…)

9 июля, понедельник

В субботу (7 июля) я в Церкви была. И молилась… Нет, не умею молиться… Только с тоской одной мыслью была полна:

– Верни мне ласку и теплоту души, верни!..

Так тяжело это «молчанье», что восходит из глубины ужаса – и нет сил… «Много, много дней не было дождя, Господь мой, в моем иссохшем сердце…

Но развей, Владыка мой, этот всепроникающий, безмолвный зной, неподвижный, жгучий и беспощадный, сожигающий сердце безысходным отчаянием…»379

«Когда сердце ожесточится и иссохнет, пади на меня ливнем милосердия.

Когда в жизни не станет радости, пролей поток песен…

Когда мое оскудевшее сердце затаится, сожмется, распахни дверь настежь, царь мой, и войди с царской торжественностью…»380Р. Тагор.

Вчера (8 июля) – после долгого промежутка – у меня дрогнуло сердце: посмотрела я на Евлогия Петровича (Ощепкова) – чего-то он похудел за это время. И вид у него очень серьезный. Бедный мальчик, что-то с ним?..