Тайны смертей русских поэтов

Ходасевич, встретивший ее однажды во время путешествия по Италии, в своей автобиографии написал: «Война застала ее в Риме, где прожила она до осени 1922 года в ужасающей нищете. Она побиралась, просила милостыню, шила белье для солдат, писала сценарии для одной кинематографической актрисы, опять голодала. Пила. Перешла в католичество. „Мое новое и тайное имя, записанное где-то в нестираемых свитках San Pietro, – Рената“, – писала она мне, – вспоминал Ходасевич. – Жизнь Нины была лирической импровизацией, в которой, лишь применяясь к таким же импровизациям других персонажей, она старалась создать нечто целостное – “поэму из своей личности”. Конец личности, как и конец поэмы о ней, – смерть.

В сущности, поэма была закончена в 1906 году, в том самом, на котором сюжетно обрывается “Огненный ангел”. С тех пор и в Москве, и в заграничных странствиях Нины длился мучительный, страшный, но ненужный, лишенный движения эпилог».

Жизнь не пощадила Брюсова. Он больше не любил Петровскую, но и забыть ее не мог. Измученный воспоминаниями и угрызениями совести, он, несмотря на отчаянное сопротивление Андрея Белого, также начал принимать морфий. Близкий друг Брюсова Владислав Ходасевич вспоминал: «В конце 1919 года мне случилось сменить его на одной из служб. Заглянув в пустой ящик его стола, я нашел там иглу от шприца и обрывок газеты с кровяными пятнами».

Когда в Москву переехало советское правительство, Брюсов под давлением обстоятельств поступил на службу. М. Латышев, описывая этот перелом в жизни поэта, счел возможным сделать это от лица Брониславы Матвеевны Погореловой, свояченицы Брюсова:

«Как-то, в мрачное осеннее утро, в квартире Брюсовых раздался резкий звонок, и в переднюю ввалилась группа: немолодая, решительная баба и несколько рабочих. Сразу тычут ордер из местного Совета рабочих депутатов – на реквизицию.

– Тут у вас книги имеются. Покажите.

Ввалившуюся компанию повели в кабинет… Баба безостановочно тараторила:

– Подумайте – столько книг! И это – у одного старика! А у нас – школы без книг. Как тут детей учить?

Компания переходила от полки к полке. Время от времени кто-нибудь из “товарищей” вытаскивал наугад какой-нибудь том. То выпуск энциклопедического словаря, то что-нибудь из древних классиков. Одного из незваных посетителей заинтересовало редкое издание “Дон-Кихота” на испанском языке. Все принялись рассматривать художественно исполненные иллюстрации. Потом баба захлопнула книгу и с укоризненным пафосом произнесла:

– Одна контрреволюция и отсталость! Кому теперь нужны такие мельницы? Советская власть даст народу паровые, а то и электрические… Но все равно: эту книгу тоже заберем. Пущай детишки хоть картинками потешатся… Вот что, гражданка (это сестре И. М-не). Завтра пришлем грузовик за всеми книгами. А пока… чтоб ни одного листочка здесь не пропало. Иначе придется вам отвечать перед революционным трибуналом!

Супруги Брюсовы стояли в полном оцепенении.

Когда Аннушка захлопнула дверь за неожиданными посетителями, она вернулась в кабинет:

– Барыня, а вы бабу-то не узнали? Да ведь это прачка Дарья. Помните, у ней всегда столько белья пропадало? Еще покойная Матрёна Александровна хотели на нее в суд подавать! А вы, барин, не убивайтесь. Неужели на такую прачку не найти коммуниста покрупней? Да я бы на вашем месте к самому Ленину пошла!

Иоанна Матвеевна снова пришла в себя:

– Аннушка, пожалуй, права. Только не к Ленину, а к Луначарскому следует обратиться… Неужели отдать без боя все твои книги этой прачке?

Потрясенный всем происшедшим, очень бледный, стоял Брюсов у своих книг и машинально раскладывал все по прежним местам. Он так любил свои книги! Годами собиралась его библиотека. Были в ней редкие, дорогие издания; их не сразу удавалось приобрести, и ими он так дорожил… После обеда он позвонил Луначарскому. На следующий день – ни жуткой бабы, ни страшного грузовика.

А вечером Валерия Яковлевича посетил сам нарком.

На той же неделе Валерий Яковлевич получил приглашение к Троцкому».

Эпилог в изложении Брониславы Погореловой выглядит так:

«Вскоре после этого захожу к Брюсовым и застаю всю семью на кухне. Сестра и Аннушка раскладывают на столе только что полученный “паек”. Огромная бутыль подсолнечного масла, мешок муки, всевозможная крупа, сахар, чай, кофе, большой кусок мяса».

Этот новый неожиданный поворот в жизни Брюсова плачевно сказался на его творчестве. Он начал писать на заказ, превратившись в «родоначальника советской литературной Ленинианы», стал писать примитивные произведения, лишенные поэтического духа прежнего Брюсова:

Пред гробом вождя преклоняя колени,

Мы славим, мы славим того, кто был Ленин,

Кто громко воззвал, указуя вперед:

«Вставай, подымайся, рабочий народ!»

Так творчество Брюсова пришло в упадок, за которым последовало постепенное ухудшение здоровья, сопровождавшееся сильным упадком физических сил.