Тайны темной осени

— Подъезжаем к Ростову, — сказала она. — Ты просил предупредить.

— Спасибо.

А я… я… Я отогнула левой рукой матрас, быстро плеснула кофе туда, положила матрас на место. Сделала вид, что выпила всё до дна. Руки тряслись: а ну как заметит?! Похоронов не заметил. Всё, что он увидел, это как я отнимаю от губ край пустого уже стакана.

— Что лучше, прыгать в ледяную в воду с обрыва и — с головой, или входить по нанометру, визжа и пища? — бледно улыбнулась я. — Обязательно при том дождавшись, что тебя окатят брызгами с ног до головы праздношатающиеся личности… Предпочитаю… предпочитала первое. Всегда. Но я всё равно тебя вспомню, Похоронов! Обязательно вспомню.

— Вот уж это вряд ли, — покачал он головой. — Прости…

Я легла, подложив руки под щёку и сделала вид, что засыпаю. Тем более, дремота всё равно пришла. В поезде, мчавшем по рельсам ночью, всегда хорошо спится…

Но всё-таки нелегко лежать неподвижно с закрытыми глазами. Слушать грохот колёс под полом, несущих поезд по рельсамю. Шелест, движение. Слушать движения, но не видеть его самого. Кажется, Похоронов стоит надо мной и смотрит сверху вниз. Я не видела его, но ощущение было полным и плотным, мне даже почудился его запах — слабый, сложный аромат, вызвавший из памяти образ чёрной реки в чёрных берегах и чёрной лодки, идущей в чёрный закат…

Холодные губы прикоснулись к моим губам — легко, почти невесомо. Всё во мне закричало криком запредельной боли: не уходи, останься! Не бросай меня! Я потянулась навстречу, — чёрт с ним, с моим обманом, пусть потом мне придётся выпить стакан с водой из Леты до самого дня, но главное, — самое главное! — не утонет в молчании и будет сказано ещё раз.

Но…

В купе никого, кроме меня, не было.

Похоронов исчез. Исчезли и все его вещи. Сумка, ноутбук-чудовище за полмиллиона, плащ бомжа. Даже стаканы из-под кофе стояли пустые и чистые. За окном синело зарёй нового дня, неслись какие-то промышленные постройки. Поезд тормозил, собираясь останавливаться на станции Ростов-Главный.

Наверное, ещё можно было… догнать. Если вскочить прямо сейчас, заметаться по вагону с криком, вцепиться в проводницу и вытрясти из неё душу. Вот только…

Я не буду причитать и плакать. В слезах немного достоинства, если подаривший тебе мимолётную любовь не может остаться с тобой ни при каких обстоятельствах. Перекрёсток миров, подаривший нас друг другу, уходил в прошлое, с каждой минутой всё дальше. Не вернёшься. Не крикнешь: забери с собой. Куда забрать? К чёрной реке, которая неизбежно вынесет на тот берег?

А вообще-то, я его ещё встречу, вдруг поняла я. Один раз — так уж точно. Надо только не забыть указать в завещании, чтобы вложили мне в руку монетку…

От Ростова поезд уходил по широкой дуге, грохоча по мостам и ныряя под автомобильные развязки. Взошедшее солнце поджигало купол церкви ослепительным золотом. Кафедральный собор Пресвятой Богородицы, да. И, кстати, отсюда, с южного направления, прекрасно было видно, что сам Ростов стоит на холмах, круто уходивших ввысь. Поезд словно бы спускался вниз, уходя от правого берега Дона всё дальше и дальше…

Оба моих смартфона заработали как ни в чём ни бывало. Должно быть, Алексей каким-то образом зачаровал их. Он и разговаривал со мною голосом Ольги, когда узнавал, в каком купе я нахожусь. И ему, конечно же, не нужно было, чтобы у меня была связь. Иначе я могла вызвать экстренную службу и ускользнуть от него.

Понятно теперь, почему бедная тётя Алла так выступала против Ольгиного замужества! Она знала, за кого та идёт, и чем всё в итоге закончится. Вот только, сгорев в собственном доме и став умертвием, тётя Алла ко всему прочему ещё и сошла с ума, от того и не могла объяснить толком, что тревожит её.

Ну, откровенно говоря, поверила бы я правде? Хоть кто-нибудь поверил бы правде? «Не выходи замуж за злого колдуна, он сожрёт твою душу…» Смешно. Это сейчас мне не смешно, а тогда было бы смешно точно.

Удивительно только, чего Алексей так долго медлил. Щипал другие ягоды с виноградной грозди рода? Скорее всего. Три года!

Меня облило запоздалым ужасом. Три года я общалась, ездила в гости, видела — глаза в глаза! — чудовище, убивающее людей, чудовище, замучившее до нечеловеческого состояния по, крайней мере, одного ребёнка! И даже мысли не возникло. Даже чувства никакого не проскользнуло! В виде спонтанной необъяснимой неприязни там, отторжения. Наоборот!

Алексей всегда вызывал симпатию. А уж с какой нежностью относился к Оле! Вот только… ребёнка она от него родить не могла… Правильно! От злобной твари, вышедшей из-за Двери, пожиравшей души, разве можно вообще родить кого-либо? Значит, Ольга не бесплодна! Бесплодным был как раз Алексей в силу его сущности.

Голова пухла от всего пережитого. Как носить в себе это всё, и — молчать, молчать, молчать. Меня же не поймут, стоит мне рассказать хотя бы половину! Ни мама, ни сестра, — никто вообще. Не поймут, решат, что я умом тронулась. Да и…