Я очень сожалею, что доставила Вам такое беспокойство. Я действительно была очень больна, как Вы видели, навестив меня. Я напугала Вас и прошу простить меня за это. После Ваших усердных забот я чувствую себя лучше. Возможно, Вы правы и я не могла спать из-за шума, который устраивали военные в парке перед моим домом. А возможно, все дело в настое Маджа — возможно, он не так крепок. Как бы то ни было, но я проспала три дня кряду и до сих пор чувствую себя так, словно еще сплю. Мужья ко мне больше не являются. Но, уж простите мне это, как Вы выразились, суеверие, только я почему-то знаю, что они до сих пор здесь. Знать, что они где-то рядом, и не видеть их — это для меня даже страшнее, чем видеть их повсюду.
Мне вот только кажется странным, почему Вы так испугались, когда вошли в мою спальню. Вы, наверное, увидели моего Пола, как он вышагивал из угла в угол по комнате? Или смутились при виде Абрахама, склонившегося над постелью? Я не понимаю. Неужели Вы тоже их видите?
Шарлотта, я хочу, чтобы Вы мне поклялись. Есть одна ужасная вещь, которая давит на меня, но, прежде чем я поведаю Вам о ней, Вы должны поделиться со мной каким-нибудь секретом. Вы должны рассказать мне такую свою тайну, о которой не знает ни одна душа.
Но, пока не пришло еще от Вас это признание, это доказательство Вашей искренней дружбы, я расскажу Вам, что я сделала сразу после Вашего ухода. Вы, конечно, будете потрясены. А сделала я, Шарлотта, вот что. Я облачилась в одежду моих мужей — в бриджи Годфри, жилет Сэма, сапоги Абрахама и в шляпу моего дорогого Пола. Поскольку я сейчас очень похудела, то выглядела во всем этом как мальчик, и очень, скажу я Вам, убедительно выглядела в накладных бакенбардах Сэма (свои-то он никогда не мог отрастить). И вот, нарядившись во все это — Вы сейчас ужаснетесь, —
я вышла из моего одинокого холодного дома на вечернюю улицу.
Какая это была прелесть, Шарлотта, — я почувствовала себя свободной! Мои душа и тело не чувствовали никаких уз. Я шла по людным улицам и видела множество военных — множество красавцев, смеющихся, пьяных, пеших, конных и в экипажах, один даже «оседлал» слабоумного дурачка Пека, а тот смеялся, заливаясь слюнями. И никто из встречных не узнавал меня в этом мальчишеском обличье. А я упивалась этой людской толпой, в которой была как перст одинока.И
вот наконец я оказалась у гостиницы «Кожаный Чулок».