Тайны третьей столицы

— Какой еще племянник?! — возмутился лы­сенький. — Это ты мой пузырь слямзил?!

А представительный молча взял наизготовку шикарную металлическую трость с грифоном на рукояти. Такой можно приложить увесисто.

— Нет! Цела ваша водка! Я ее в холодильник поставил, — успокоил стариков Быков.

— Семеныч! — воинственно распорядился ма­ленький.

Высокий вернулся на кухню и вскоре оттуда донесся радостный всхлип: бутылка была в холо­дильнике не одна. У нее тоже были друзья и под­руги. Лысенький сразу подобрел:

— Ну, племянник, так племянник. Это не тебя случаем, тут давеча мутузили мильтоны?

— Меня, — признался Василий. — Но разобра­лись, и выпустили.

— А я видал, что тебя, — довольно захихи­кал старичок, — видал, как тащили к машине. Ты хоть и в мешке был, но фигура запомнилась. Ко­солапишь. Меня, кстати Зиновий кличут. Сильно досталось?

— Терпимо. А я — Василий.

— Слыхал уже. Это тебе повезло, что не моя тебя застукала. А то б ты так легко не отделался.

— Ну что? Может, за знакомство? — напомнил о главном представительный Семеныч.

Быков и Зиновий ответили хором:

— Непременно!

— А как же!

Потом Быков долго набирался мудрости. Ему объяснили, почему в стране бардак (стариков не слушают). Почему голова прогнила (стариков не слушаются). Почему работать не хотят (стариков не уважают).

— А почему, как ты думаешь, рождаемость такая хреноватая? — риторически спрашивал лы­сенький Зиновий. — Почему рожают мало и плохо, то есть больных? Потому что если человек видит, что к старости никакого почтения, и честно про­трудившиеся люди хуже собак живут, то на кой он будет рожать? Глупо, согласись. Вот и не рожают. Вот у тебя дети есть?

—Есть, — признался Василий. — Сын.

—Как же ты так? — укоризненно покачал головой Зиновий. — Представляешь, как он к тебе будет относиться? Пахал-пахал, а пенсия, как у тунеядца. Да и ту еще надо выпросить.

—И квартплата, — слегка заплетающимся язы­ком дополнил представительный Семеныч. — Ты ее плОтишь, плОтишь, а потом тебе свет — брык, и отрубили. И воду. И отопление. Ты жаловаться. А тебе: пошел на хрен, старый хрен! Теперь наша власть, что хотим, то и делаем. Скорей бы ты сдох, и твоя квартира освободилась!

—Что, так и говорят? — удивился Василий.

—Если бы только так...

—Это частности, — горячился Зиновий. — Хо­рошим людям свет и воду не отключат. Суть в гло­бальном неуважении к старшим! Шире если брать: не соблюдение Божьей заповеди! «Уважай отца и мать». Номер точно не помню, но она даже прежде, чем «не убий» и «не укради».

- Ты что? Ты думаешь, там заповеди в по­рядке важности пронумерованы? — удивился Се­меныч.

А как же по твоему? Чтоб Бог просто так вы­давал, как в голову придет? Конечно, по порядку!

—Ну, знаешь!

—Так иначе, какое ж тогда уважение?

Так в словопрениях о богословии шло время. И когда Зиновий достиг кондиции, при которой обнимают товарища по застолью и клянутся ему в вечной дружбе, Василий спросил:

—Ты борсетку-то куда дел?

—А это чо такое?

—Сумочка такая. Мужская.

—А, знаю. Но их тут две. Ты про какую спрашиваешь?

—В которой диск компьютерный.

—Так в них в обеих — диски. Тебе — кото­рую?

—Тогда — обе.

—Не вопрос, — Зиновий, пошатываясь, встал и вышел из квартиры.

—Это ты зря, — сказал Семеныч. — Теперь он попался, и она его не выпустит.

Она — это жена Зиновия. И она действитель­но его не выпустила. Она совершенно справедливо считала, что если ты выпил, то лучше сидеть дома, чем шляться по подозрительным компаниям. Аргу­ментов против этой житейской мудрости у изрядно захмелевшего Быкова не нашлось, и переговоры через дверь квартиры Зиновия зашли в тупик.

Спас положение Семеныч. Он предложил об­мен: она им — борсетки, они ей — не трогают мужа. Жена Зиновия согласилась. Но зато возмутился сам Зиновий. Сама мысль, что он останется дома с обожаемой супругой, а дружки будут гулять даль­ше, глубоко задела его чувство справедливости.

И опять положение спас Семеныч. Он сказал другу:

— Выйди на балкон и охладись. Понял?

— Понял, — подтвердил, притихая, Зиновий. В итоге каждый получил то, что хотел: жена

Зиновия - мужа в доме; Василий — борсетки с дис­ками; Семеныч, сходивший с деньгами Быкова в магазин, — возможность посмаковать очень дорогой коньяк «Хинесси», о котором до этого только читал в детективах из «их» жизни; Зиновий — примостив­шийся на балконе — живое общение с Семенычем, сидевшим на балконе ниже, и дозы предпочитае­мой им водочки, поднимаемой с помощью лески в пластиковом стаканчике.

История обретения Зиновием борсеток с дис­ками была проста. Когда Данилова уехала, оста­вив его жене ключи от своей квартиры, он сделал с них копии и решил хранить денежные и прочие заначки у соседки. В поисках подходящего для этого места он залез на антресоли и обнаружил там борсетку — скорее всего ту, которую Данилова подобрала на Шарташской.

А в борсетке обнаружились два компакт-диска.