Тайны третьей столицы

Однако ей от него было нужно гораздо боль­шее. Ей нужно было, чтобы Василий доказал ей свою надежность.

Он это делал сначала полчаса по телефону. Потом три часа на коленях у нее дома и весь оста­ток ночи в ее кровати.

Но она так и осталась в сомнении: стоит ли полагаться на человека, который способен из-за какой-то работы забыть о женщине, которая в кои веки собралась выйти в свет, а вместо этого протор­чала, как дура, дома, ожидая звонка?

Да еще напрасно!

Все-таки она сжалилась и свела Быкова со знакомым программистом.

Компьютерщик Быкову не понравился. Вер­нее, вначале он сам тому компьютерщику не пон­равился.

Нина его специально предупредила, что иначе и быть не может:

Учти: в провинции не любят вас, москвичей. Катеринбург — не исключение. И нас можно по­нять. Кому приятно, что жители какого-то другого места задирают нос и набивают карманы только потому, что они живут именно там, где живут? Правда, не любя настоящих москвичей, мы сами-то любим выставиться как бы тоже москвичами, только местного разлива. Катеринбург, например, скромно зовем столицей Урала.

Нина не ошиблась: компьютерщик первый начал. Он вел себя так, точно он — здешний, средне-уральский Билл Гейтс. Да и выглядел ему подстать: широкие бедра, дебильная рожа и тупая непререкаемость.

— Ну, что у вас? — спросил он так, точно любой знакомый Нины мужского пола, кроме него самого, и плевка не стоит. Эдакая уральско-сто­личная штучка. Горец, мол. — Диск? Открыть? Что, не получается? Хо-хо-хо. Ладно, уж, поможем сто­личным жителям... Странно. А он что-нибудь вы­кидывал? Я спрашиваю: он какие-нибудь надписи показывал? Что — Гремлин? А-а... Ну, так сразу надо было сказать. Это глухой вариант. Гремлин — это наш здешний... Ну, не Билл Гейтс, конечно. Но, по крайней мере, типа Эдисона. Тусуется он только в Сети, и никто его ни в лицо, ни по фамилии не знает. Кто он и откуда — неизвестно, но как хакер он очень ценится. За деньги сделает, что угодно. В общем, если именно он глумливо защитил этот диск, то лучше его не трогать. То есть, я, конечно, могу его открыть, но... Есть все-таки незначитель­ный процент вероятности, что данные шредернутся. Не хочется подвергать их риску...

— Ну, и как его найти, этого Гремлина?

— В Сети. «Гремлин-собака-яндекс-ру». Так что, пишите письма. Если заинтересуется, ответит. Но, говорят, запрашивает он дорого.

— Минутку. Но ведь хоть кто-то должен его знать?

— Если б его кто-то знал, то, наверное, уже бы пристукнули. Он тут многим нагадил, и — не хилым людям.

— Но ведь не на облаке живем. Деньги-то он как-то должен получать? Значит, через них на него можно выйти?

— Пока никто не вышел. Правда, уже полго­дика о нем почти не слышно.

—                Так посоветуйте хоть что-нибудь!

—   Посоветовать могу. Есть такой у нас журналист. Влад Никрасов. Он в УТА у самого Шеремеха работает. И вот он буквально на днях что-то говорил о Гремлине. Мол, они с ним догова­риваются. Не знаю о чем, но вдруг и вам во вторяк обломится?

— А как с Никрасовым связаться?

— Позвонить.

— Слушай, — сказала компьютерщику до сих пор с удивительным для женщины тактом держав­шаяся в стороне Нина, — позвони лучше ты сам, а? Объясни. Скажи, что это тот самый мой московс­кий попутчик.

—                Ну-у... Ладно.

Влад Никрасов сразу понравился Василию. Журналюга-профессионал: потом может и нага­дить, переврав сказанное тобой, но в первый момент он — сам товарищ Обаяние-и-Надежность. И сразу предупредил, что уполномочен только получать информацию, но никак не выдавать. Это решает только сам Шеф — Его Непогрешимость Экстре­мальный Горец Шеремех. А вот свести с ним Влад может.

Они условились, что через час встретятся с Владом у Плотники, возле памятника основателям города, в народе именуемом «Бивис и Бат-Хед». Памятник интересен тем, что у обоих основателей практически идентичные лица, а еще тем, что в руки к ним легко вставляются бутылки, что делает их ближе народу. По обеим сторонам Плотники — весьма необычные скульптуры — фрагменты разо­рванных цепей, куда больше похожих на «фиги».

280 лет назад к планировке города относились очень серьезно — он являлся моделью вселенной. Река делила его на две части — открытое и тайное, день и ночь, разум и душу, Европу и Азию. Плоти­на же считалась центром мирозданья, нерушимой скрепой. Именно это единство и должны были сим­волизировать отлитые за бешеные деньги «цепи-фиги», хотя вряд ли население осознавало всю их значимость.

На встречу с Никрасовым Быков бездарно опоздал почти на полчаса, хотя к памятнику при­был, как привык, на двадцать минут раньше. Но приключилось везение, которое он никак не мог упустить.