Но тут раздалась мелодия, широко известная в России, как песня «Взвейтесь кострами, синие ночи», а в остальном мире — как марш солдат из оперы. Большевики щедро делились с народом чужой интеллектуальной собственностью, не считая нужным упоминать ее авторов.
Все трое машинально схватились за карманы, где держали мобильники, но достал аппарат только Шеремех:
— Яшушаю?.. Да, забужаемша. Нет, но... — он зажал микрофон, и спросил у Влада:
— Шо у тя с Абсентом?
— Пока глухо. Ищем то самое кафе, где бросают в воду.
Быков встрепенулся, почуяв выгодный случай.
— Погухо, — продублировал Шеремех в трубку, — едиственаводка: «кафе, хдебосают в реку»
— там этот Абсент то л живет, толбыват иногда... Да, это его дружок-бичара по пьяни проболтался... Понял. До встречи.
Шеремех отключил мобильник, задумчиво потупясь, побарабанил по столу, и поднял глаза на гостя:
— Значит, вам нужен Гремлин?
То ли он стал четче говорить, то ли Быков уже приноровился, но он понял все сам и тут же ответил:
— Да, мне нужен Гремлин. А вам, как я понял
— некий Абсент? Предлагаю баш на баш.
— То есть?
—Я вам помогаю найти Абсента — это тот мужик, который пострадал при штурма Химмаша, так? Про него по телеку был репортаж?
—Да, но только не при штурме, — любивший всех поправлять Шеремех, поправил и Быкова, — а вроде бы при захвате.
— А какая разница? — заинтересовался тот.
— Ну, по версии калово-криминального мэра, сначала заводоуправление захватили нехорошие парни олигарха Федулова, которых якобы послал туда Дедушка. Потом якобы хорошие от депутата Баксова, которых послал он сам, уголовно-маразматический бездельничающий отброс-мэр, взяли заводоуправление штурмом. По его, отброса, версии, Абсент пострадал от людей губера. Следовательно — при захвате.
— Инте-ересно... — задумчиво протянул Быков.
— Значит, если захват — люди губернатора, а если штурм — люди мэра?
— Да, но однако, у нас выход на Гремлина пока только предположительный, — поправил сам себя Шеремех. — Примерно семьдесят процентов вероятности.
— Ну, у меня с Абсентом тоже не железно, — самокритично признал Быков. — Процентов на восемьдесят.
—Тогда: договорились! — протянул руку Шеремех. — Вы нам — Абсента, мы вам постараемся найти и свести с Гремлином. Когда вы сведете нас с Абсентом?
—Да хоть прямо сейчас, — улыбнулся, старясь скрыть неуверенность Быков. — Машина есть? Ну и пару здоровяков прихватите на всякий случай.
Он блефовал. Весь расчет Василия строился на том, что ему, приезжему, бросается в глаза то, что местным — давным-давно намозолило взоры.
Впрочем, он полагал, что в любом случае мало, чем рискует. Показаться дураком он не страшился, а шансом сойти за умного все равно без риска не воспользуешься.
Но на самом деле он поставил на кон жизни: свою и Абсента, хотя даже не подозревал об этом.
Ведь их судьбы решались не здесь, в Катеринбурге. А, как и многое в это стране — в нелюбимой, но все-таки единственной настоящей столице.
Москва верит деньгам
Впрочем, и Кунгусов, который летел в Москву, чтобы помимо прочего решить судьбы Быкова и Абсента, сам об этом не знал. Он прибыл в Домодедово с тем привычным мандражом, который органически присущ любому чиновнику, целиком зависящему от своей должности.
Это наивным, заросшим грязью без воды и дворников, екабевцам мнится, что черный пиар предназначен для избирателей. Кунгусов-то знал, что это чепуха. С тех пор, как их заразили пупизмом: «Мы — столица Урала! А что хорошо Уралу, то хорошо и России!» — они стали заложниками этих туманных словес. В них, как в извивающимся червяке, спрятался зазубренный крючок. Упование не на свои мозги, а на госамбиции и гонку вооружений, отдало Москве право решать, кто здесь будет править и ради кого. Потому и пиар любой расцветки предназначался столице.
В начале лета Урал прогнулся, виляя антеннами и мигая телеэкранами, в ожидании: кого столица назначит им выбрать губернатором?
Собственно, в этом был резон. На кой ломать голову, если можно послушаться нелюбимых, москвичей? Ведь потом на них, а не на себя можно и попенять, когда выяснится, что выбор — хреновый. А чужой выбор хорош только для уродливых невест.
Но Чирнецкий и Кунгусов принадлежали к тому меньшинству, которое всерьез пыталось влиять на предпочтения Москвы. Это рядовым горожанам нечего терять, кроме неделями не вывозимых помоек. Мэр и его зам по идеологии потерять могут многое.
Такова чиновничья планида: пока ты в кресле, все быдло у твоих ног — суетится, выпрашивая подачки. Но раз в несколько лет эта шелупонь обретает право карать. Именно карать, ибо для чинодрала провал на выборах - не просто отлучение от кормушки. Лишиться поста — все равно, что лишиться панциря на тарелке у жаждущих твоей плоти и накоплений законников.