Тайны третьей столицы

Риточкины глаза сияли предвкушением сен­сации, и Брылин не стал портить ей удовольствие. Подыграл:

— Смутно что-то. А что?

— Да как же вы не помните?! Там четверых зарезали, четверых сразу! Депутата одного, двух его друзей и женщину еще! Молодую.

— Какого депутата? - не сразу сообразил Николай. — А-а... Этого, как его? Заровского, мо­лодого самого?

—           Сто процентов! Только не Заровский он, а  -            Затовский. И он еще жив был, когда... ну, когда их обнаружили. Его повезли, но он по дороге скон­чался. И знаете, кто из наших тогда выезжал туда на вызов? Кто этого депутата не довез?

Нехорошее предчувствие заставило Брылина отвести глаза и промолчать. Вот так человек, еще не увидев, ощущает пропасть у своих ног и отша­тывается, одолевая притяжение бездны. А бездна манит, затягивает, и человек осторожный даже заглянуть в нее опасается. Он вжимается в скалу и бочком, по шажочку проходит опасное место.

Но фельдшерица Риточка молода, ей по воз­расту положено лезть на рожон, испытывая свой лимит везения. И она, округлив и без того огром­ные от макияжа глаза, трагическим полушепотом выпалила:

— Лукин его, этого депутата, не довез! Помни­те, тот Лукин, который еще, когда мы бастовали, голодал и что-то себе надорвал? И — помер, про­мните?

Доктор Лукин действительно умер вскоре после забастовки отчаявшихся от безденежья медиков. И умер он при мутноватых обстоятель­ствах, которые было не принято вспоминать в медицинской, сильной своей круговой порукой, среде. То ли Лукин сам наложил на себя руки, то ли кто-то из коллег не сумел сориентироваться в диагнозе и оплошал... Что из всего этого следовало, Брылину объяснять было не нужно. Однако Ри­точка в азарте объяснила:

— Значит, с тем убийством нечисто!

— С любым убийством, - машинально попра­вил Николай, - что-то обязательно нечисто.

— Да? — удивилась представительница по­коления, выбирающего газировку. — Возможно. Но тут-то, получается, что старушенция та наша

—           свидетель!

— Да какой она свидетель? Она ж и не видела ничего!

— Да ей и не надо было ничего видеть. Она же сумочку оттуда унесла! С визитками, помните, она говорила? А в сумочке той мало ли что могло быть, кроме визиток!

 — Погоди, погоди. Убийство то где было?

— Как где? В квартире!

— Вот видишь. А сумочку бабка нашла на улице!

— Не на улице, а во дворе, - поправила Рита.

— Ну, а если и во дворе, ну и что? - Брылин лихорадочно придумывал слова, которые могли бы образумить девчонку немногим старше его дочери.

—           Может, она никакого отношения к преступлению не имеет!

— Как это не имеет? А визитки? — удивилась фельдшерица. — Надо сообщить. Ведь это, может быть, путь к разгадке той страшной тайны! Я уже поговорила с бабкой. Она в той сумке еще, кроме денег... Кстати, я по ее просьбе позвонила соседям, чтоб деньги ей принесли. Да, и еще выяснила у лечащего: старушка-то вот-вот коньки отбросит. Пусть, пока не поздно, снимут с нее показания, или что там положено!

— Девочка, ты бы... - Брылин развел руками. — Ты пойми: это ведь не какие-то там слесари или пенсионеры по пьянке погибли. Это депутат облас­тной Думы и его друзья... Это политика, а в ней такое всегда... И если бы там что-то можно было найти, они сами давно бы нашли. Если б захотели, то нашли бы. А ведь — ничего, тишина? Значит, либо не ищут, либо... В общем, не лезла бы ты в это дело, а? Если больная захочет, она сама мили­цию вызовет.

— Нет, я так не могу! Не по-божески это: знать что-то про убийство и молчать. А сама она вряд ли уже соображает, что и как.

— Да ты пойми: в наше время...

— Перестаньте! Знаю я, что вы скажете: кру­гом жулье, одни гады продажные вокруг. Неправда это! Это как раз сволочам выгодно, чтобы все дума­ли, что все такие и никому не верили. Я же вот не ворую! И вы не похоже, чтобы воровали. Так чего нам поддаваться на их пропаганду?

Брылин вздохнул. Он знал этот тип людей. Даже сам был таким когда-то. Раньше они цитиро­вали ленинские «Задачи союзов молодежи», и с ра­достными песнями ехали на ударные стройки, где кормили таежных комаров и гробили свою жизнь в промерзающих бараках. Их дети умирали от пнев­монии, а они до сих пор с ностальгией вспоминают романтику и песни у костра ради светлого буду­щего... Самое странное, что и потом, убедившись, что будущее не такое уж и светлое, они все равно поминали свою молодую наивность с радостью и ностальгией. Так и сам Николай вспоминал то время, когда он смотрел на пациента без прикидки, как тот может отблагодарить.

— А что до розысков, - продолжала фельдше­рица Риточка, - так они ж про сумочку ничего не знают! А в ней, может, имя убийцы, а?

— Девочка, как тебе объяснить... Я теперь вспомнил: менты раскопали, что они там, в той квартире, все сами друг друга поубивали. Вроде бы нашли там и презервативы, и все были вусмерть пьяные... Так что, представляешь, если сейчас вдруг окажется, что есть еще какая-то сумка? Да тебя с дерьмом смешают, лишь бы старого не воро­шить! Причем, вовсе не факт, что та сумка вообще имеет отношение к тому делу! И что в ней визитки кого-то из убитых...