Тайны тысячелетий

Но муссон был на исходе, и это грозило всяческими неприятностями. Через три недели мы все еще были в 1000 километрах от Суматры и я начинал уже беспокоиться о запасах пресной воды. Пресная вода шла у нас лишь на питье и приготовление пищи. Теперь же осталась лишь половина ее запасов, и я попросил, чтобы каждый расходовал как можно меньше воды. И что же я увидел? Одним требовалось шесть кружек воды в день, другие обходились лишь половиной этого количества. Проще всего было уменьшить потребление воды, держась в тени, но это было легко сказать, а не сделать: солнце стояло высоко над головой — «Сохар» находился на 2-м градусе северной широты — и большие прямостоящие паруса давали не много тени.

В первую неделю марта нам повезло — прошел ливень, и, расстелив брезент, удалось собрать пресную воду и слить ее в баки.

Для всех нас 18 марта запомнится как «день акул». Около полуночи стая рыб, похожих на больших макрелей, появилась под неподвижно стоящим кораблем. Рыболовный шнур полетел за борт, и очень скоро шесть увесистых блестящих рыбин плюхнулись в корзину на палубе. Как только седьмая попалась на крючок, метровая акула вынырнула из глубины, проглотила рыбу и, стремительно развернувшись, перекусила леску.

Тут же появилась дюжина ее соплеменниц и стала нападать на стаю макрелей. Хамиз-полис быстро отрезал полоску от одной из рыбин в корзине, насадил ее на крючок и бросил за борт. В следующие несколько минут все охватило какое-то безумие.

На крючок попадались акула за акулой, их вытаскивали и уже на палубе на них набрасывались оманцы с дубинками, клюшками, пиками. Акулы корчились в агонии. Оманцы бросались взад-вперед с возбужденными криками, избивали акул и отрезали у них куски мяса вместе с крючками, которые тут же бросали снова за борт вместе со снастью.

К этому времени палуба стала по-настоящему опасным местом с десятком разъяренных акул, готовых перекусить все, до чего они могли дотянуться. Просто удивительно, как никто не потерял палец на ноге или руке, ступню или целую кисть.

— Бас, бас! — Хватит, хватит! — закричал я.

У нас уже было больше акульего мяса, чем мы смогли бы съесть. Постепенно возбуждение улеглось. Клюшки были отставлены в сторону, леска смотана, акульи туши стащены в кучу у кухни, а палуба отчищена от крови. Окончательный итог: 17 акул за 20 минут. Это составляло четверть тонны мяса, которое мы посолили и высушили на солнце.

Пять дней спустя после эпизода с акулами мы едва не потеряли нашего фотографа, Ричарда Гринхилла. День и ночь Ричард слонялся по кораблю в поисках видов для съемки, напрочь забывая об опасности в море. На палубе он обязательно спотыкался о крышку люка. Когда он сидел, раскачивающийся конец веревки сбивал с его головы соломенную шляпу. Если он ставил на пол кружку с чаем, она обязательно соскальзывала в желоб для слива воды. Даже при полном штиле он вел себя так, будто корабль раскачивался на высокой волне.

Все, что случилось, было вполне в его стиле. Однажды в безветренный день он решил сфотографировать «Сохар» с некоторого расстояния при помощи самодельного приспособления — бамбукового шеста с установленной наверху кинокамерой. Когда он отплыл на добрую сотню метров, задул бриз.

— Ветер! Ветер! — закричали ему все на борту.

Когда наконец Ричард понял, что произошло, он стал отчаянно пробиваться в нашем направлении, зажав шест с кинокамерой. Я приказал спустить паруса, чтобы замедлить ход корабля, но даже после этого Ричард едва успел ухватиться за конец веревки, которая всегда болталась у него в кильватере.

Его втащили на борт, и он был похож на задыхающуюся камбалу. Все как один, заявили, что он никогда больше не покинет корабль без разрешения, по крайней мере, в открытом море.

5 апреля, через два месяца после того как мы покинули Шри-Ланку, штиль наконец ослабил свою мертвую хватку. Первые же порывы юго-западного муссона натянули паруса «Сохара», и мы начали ощутимо продвигаться к Суматре. На следующий день, рано утром, нас постигла серьезная неудача. Поднявшийся ветер резко изменил направление и прижал 25-метровую балку к основной мачте. Эта перекладина тут же треснула. Огромный парус повис, как перебитое крыло. «Сохар» был выведен из строя. Мы осторожно спустили сломанную балку. При свете серого, гнетущего рассвета начали устранять поломку. Отрезав зазубренный конец большей части, получили исправленную оснастку. Запасной парус был прикреплен к укороченной балке и поднят наверх. Скорость «Сохара» при этом уменьшилась на треть.

15 апреля мы достигли северных подходов Малаккского пролива, великого транспортного коридора в океане между Средним Востоком и собственно Востоком, особенно для нефтеналивных танкеров, обслуживающих Японию. Девять или десять судов выстроились в линию у пролива. Потом сильный ветер и хлынувший дождь размыли их очертания. Я почувствовал себя, как пешеход, ступивший на скоростное шоссе с закрытыми глазами во время бури. Но в конце концов «Сохар» благополучно миновал пролив.