Тайны Удольфского замка

— Ну так вот, барышня, — повествовала горничная, — раз Бернардин отказывался сообщить мне свою тайну, я решила разведать ее сама. Я проследила за вами на террасе, и только он отпер дверь в конце ее, как и я прокралась за ним и все время шла за вами. Ну, думаю себе, тут наверное затеяно что-нибудь неладное, иначе зачем такая таинственность? К счастью, Бернардин не запер за собой двери на засов; отворив ее, я увидала при свете факела, в какую сторону вы направляетесь. Следя за светом, я пробиралась на некотором расстоянии, пока вы не дошли до подземелий часовни. Тут уж я побоялась идти дальше, потому что слыхала диковинные рассказы про эти самые подземелья. Но идти назад тоже было жутко в потемках, да еще одной-одинешенькой. Так что, нечего делать, в ту минуту, когда Бернардин подправлял факел, я решилась идти за вами. Шла я, шла до того, как, вы достигли большого двора, — там уж я побоялась, чтобы кто-нибудь не увидал меня. Вот я и остановилась опять у дверей, видела, как вы прошли по двору к воротам, а как стали вы подыматься по лестнице, я и спряталась в подворотне… Я слышала лошадиный топот за воротами и людские голоса; какие-то люди ругали Бернардина, зачем он долго не ведет вас. Как раз в эту минуту Бернардин чуть было не накрыл меня, потому что опять спускался с лестницы, и я едва успела шмыгнуть в сторону. Но теперь я уже узнала его секрет и решила отплатить ему; да и вас выручить, барышня. Я сразу догадалась, что все это — штуки графа Морано, хотя он и уехал из деревни. Опрометью побежала я в замок, но, доложу нам, не мало стоило мне туда найти дорогу через коридор, что идет в часовню. Странное дело, в ту пору я совсем позабыла о привидениях, хотя в другой раз ни за какие блага в мире меня туда не заманят! К счастью, наш синьор и синьор Кавиньи еще не ложились спать, так что скоро за нами следовала целая толпа, достаточно многочисленная, чтобы спугнуть Бернардина и его душегубов.

Аннета замолчала, но Эмилия все еще, казалось, слушала. Вдруг она проговорила:

— Я хочу пойти к нему сама. Где он? — Аннета спросила, о ком она говорит.

— О синьоре Монтони, — отвечала Эмилия, — я желала бы повидаться с ним.

Аннета, вспомнив приказание, отданное им накануне относительно ее молодой госпожи, встала и объявила, что сейчас пойдет искать его.

Подозрения девушки, касающиеся графа Морано, оказались совершенно верными; та же мысль пришла в голову ii Эмилии. Монтони, тоже не сомневавшийся в том, что похищение затеяно было графом, начинал подозревать, что и попытка отравить его вином была произведена по наущению Морано.

Раненый граф, распинаясь когда-то перед Эмилией и уверяя его в своем раскаянии, в ту минуту говорил искренно; но он ошибался насчет предмета своих сожалений; он воображал, что сокрушается о жестокости своих поступков, а в сущности он печалился только о невыгодных последствиях этих поступков. Когда страдания стали ослабевать, его прежние убеждения ожили и, наконец, когда совершенно восстановилось его здоровье, он опять почувствовал себя готовым к предприятиям и борьбе с препятствиями. Привратник замка, служивший ему не раз и раньше, охотно согласился принять вторичный подкуп и условился с ним относительно средств заманить Эмилию к воротам. Морано на виду у всех покинул деревушку, куда его отнесли раненым после поединка, и вместе со своими людьми отъехал на расстояние нескольких миль. Оттуда в ночь, условленную между ним и Бернардином, — который узнал из легкомысленной болтовни Аннеты, каким путем можно завлечь Эмилию, граф послал своих людей назад в замок, а сам ждал возлюбленную в деревушке, с намерением немедленно увезти ее в Венецию. Как не удался этот второй замысел, уже известно читателю; но о бурных страстях, волновавших пылкого влюбленного итальянца, и о его гневе, когда он вернулся в Венецию, можно только догадываться.

Аннета доложила Монтони о состоянии здоровья Эмилии и о ее просьбе повидаться с ним; он отвечал ей, что Эмилия может прийти через час в кедровую приемную. Эмилия желала поговорить с ним о предмете, лежавшем камнем на ее сердце; однако она не сознавала ясно, какой цели она может достигнуть этим разговором, и порою трепетала от ужаса при мысли о свидании с Монтони. Кроме того, она намеревалась просить него разрешения вернуться на родину, раз ее тетки уже нет живых; в успех этой просьбы она, впрочем, мало верила.

По мере того, как приближался момент свидания, волнение ее все росло; на сегодня ей хотелось извиниться под предлогом нездоровья, что было бы вполне правдоподобно. Размышляя о том, что она может сказать ему о себе и о судьбе тетки, Эмилия чувствовала, как безнадежны ее просьбы, и боялась, чтобы они еще пуще не раздражили мстительного Монтони. А между тем притворяться, что ей неизвестно о смерти тетки, значило бы сделаться как бы сообщницей преступления. В сущности это событие было единственное, на чем она могла основать свою просьбу о разрешении уехать из Удольфо.