Во всякое другое время такие собрания доставили бы Эмилии искреннее наслаждение; но теперь ее настроение было слишком подавлено; она все более и более убеждалась, что ее меланхолию не в силах рассеять никакие развлечения; в иные минуты трогательная музыка этих концертов до боли растравляла ее грусть.
Эмилия особенно любила бродить по лесу, на высоком мысу, вдававшемся в море. Роскошная тень старых деревьев действовала успокоительно на ее печальную душу, а вид, открывавшийся оттуда на некоторые части Средиземного моря, с его извилистым побережьем и мелькавшими парусами, представлял сочетание мирной красоты с величием. Тропинки в этом лесу были дикие и местами полузаглохли под травой и порослью; но владелец леса, человек со вкусом, не позволял расчищать их и рубить ветки со старых деревьев. На пригорке, в самой глухой части леса, было устроено первобытное сиденье из пня поваленного дуба, когда-то бывшего гордым, благородным деревом; до сих пор еще зеленели. его побеги, смешавшись с березой и сосной и образуя род шатра. Сидя под густой их тенью, можно было, поверх вершин других деревьев, спускавшихся под гору, видеть вдали клочки Средиземного моря. Налево сквозь прогалину виднелась полуразрушенная сторожевая башня, стоявшая на утесе над морем, возвышаясь из массы кудрявой зелени.
Сюда Эмилия часто приходила одна в тихий вечерний час; убаюканная тихой прелестью окружающей природы и слабым ропотом прибоя, она сидела там до тех пор, пока темнота не заставляла ее вернуться домой. Часто посещала она и сторожевую башню, откуда открывался вид на всю окрестность; прислонясь к полуразрушенной стене и мечтая о Валанкуре, она не раз думала о том, что, может быть, Валанкур так же часто заходит в эту башню, как и она, с тех пор, как он порвал связи с соседним замком.
Однажды вечером она замешкалась здесь до позднего часа, сидя на приступке башни и в тихой меланхолии наблюдая эффекты вечерних теней, расстилающихся по всей местности, пока, наконец, глаз уже ничего не мог различить, кроме серых вод Средиземного моря и лесных масс. Глядя то на них, то на кроткое бледно-голубое небо, где загоралась первая вечерняя звезда, она сложила следующие строки: