Тайны великих женщин

А княжна собиралась в Венецию — от имени Радзивилла ей якобы сообщили, что Людовик XV поддержит ее в намерении претендовать на российский престол, а сам Радзивилл будет ждать ее в Венеции, и она сможет всецело им располагать.

И бедный князь Лимбургский, как ни отговаривал, не смог переубедить свою авантюрную возлюбленную. Заверив княжну, что будет любить ее до смерти, князь собрал для нее кортеж и даже написал завещание, по которому в случае его смерти княжна подучала немалое состояние и его титул.

А княжна вскоре уже плыла в гондоле по каналам Венеции к своей резиденции, которую помог снять Радзивилл с помощью французского посольства (собственно, особняк и был собственностью Франции, что свидетельствует о том, что Версаль готов был признать княжну при удобном стечении обстоятельств), устраивает пышные приемы — к этому ей но посетителей она принимает уже не как гостеприимная хозяйка, а по всем церемонным правилам дворцового этикета.

Она почувствовала всю привлекательность своего нового положения и даже стала рассылать манифесты султану, графам Орлову и Панину. Она сообщала им о духовном завещании императрицы, которое у нее якобы есть, о том, как виделась с матерью до 9 лет (а затем в Персии), о желании помочь Пугачеву как своему родному брату занять российский престол и прочее, прочее…

Про Орлова тогда ходили слухи, что его брата, долгое время бывшего любовником Екатерины, прогнали из царской спальни. Тараканова писала ему в высоко парном тоне повелительницы: «Божией милостью, мы, Елизавета Вторая, княжна всея Руси, объявляем верным подданных нашим…» Она обещала Орлову большие богатства, если тот поможет ей занять престол. Говорят, прочитав письмо. Алексей Орлов даже выругался: «Ах, подлюга! И ведь прослышала уже, что мы от государыни обижены».

Ни султан, ни граф Панин на манифесты-письма тоже не ответили.

Радзивиллу она якобы показывала завещание Елизаветы (в нем она признавала ее своей дочерью), которое давало ей право на престол, — и аристократ нисколько не усомнился в подлинности документа.

Радзивилл и Доманский — самые частые гости в ее дворце, да что там — они почти члены семьи. Как и множество других людей, выражавших искреннее расположение и верностью княжне, которой приходилось содержать новоявленный двор за свой счет. А вот к этому она была совершенно не готова — содержать кого-то. Деньги князя Лимбургского быстро таяли, персидский дядюшка тоже не баловал щедрыми суммами — княжна решила перебраться в более «бюджетное» местечко. Венеция была ей не по карману.

Она собрала всех своих «придворных», объявила, что сделает все для восстановления и сохранения Польши, и переехала в Рагузу, где французское посольство предоставило ей свою загородную резиденцию.

Но в это время портятся ее отношения с Радзивиллом — она продолжает уверять его, что Пугачев никакой не Петр III, а ее родной брат и сын Елизаветы. Переубедить упрямицу поляк не может, как не может объяснить ей всю абсурдность этого заявления. Их пути с этого момента расходятся, и Радзивилл демонстративно покидает резиденцию княжны, возвращается в Венецию и прерывает с ней всякое общение.

Единственный, кто остается верен ветреной княжне, — князь Лимбургский. Еще не зная о ее разрыве с Радзивиллом, он пишет ей трогательное письмо, полное нежных упреков (она расстроила его состояние, навлекла на него презрение аристократии, узнавшей об их связи, послужила причиной того, что ему отказали в двух выгодных партиях) и ревнивых обвинений (правда ли, что она хочет выйти замуж за своего безродного (Доманский не был настоящим дворянином) поляка?..).

«Я нисколько не думаю мешать вашему счастию, если только желания ваши согласны с честию; впрочем, если вы готовы отказаться от своего прошлого и никогда не будете поминать ни о Персии, ни о Пугачеве, ни о прочих такого же рода глупостях, то есть еще время вернуться ко мне в Оберштейн», — посылает он княжне свой последний призыв, уверяя, что всегда будет любить только ее одну, и подписав письмо «Ея высочеству принцессе Елизавете».

Не один влюбленный князь упрекал княжну Тараканову в чрезвычайном легкомыслии, сравнимом с безумием, которое могло стать причиной ее обвинения со стороны властей. Но вряд ли эта привлекательная авантюристка могла разобраться и хитросплетениях высокой политики. Она думала, что российский трон как привлекательный мужчина: он кажется недоступным, но стоит только хорошенько постараться, применив все свои чары, и он падет к ее стройным ножкам…