Тайны великой пустыни

Согласно поступившей из Берлина информации, в середине октября в Кашгар должен был прибыть А. Грюнведель — официальный руководитель проекта, который просил встретить его и обсудить дальнейшие перспективы научных исследований. Чрезвычайно сложный переход Хами — Дуньхуан через пустыню в противоположном направлении занял бы 17 дней, а уже наступил конец августа. В сложившейся ситуации добраться до Кашгара (1250 миль) к установленному сроку было немыслимо. Не зная, как поступить, А. фон Ле Кок решил довериться слепому жребию. Он вытащил китайскую серебряную монету и загадал: орел — Дуньхуан, решка — Кашгар. Выпал второй вариант.

В итоге первым из иностранцев увидел Дуньхуанскую библиотеку и получил доступ к ней англичанин А. Стейн, о чем уже было сказано выше. Для российского читателя вопрос первенства в данном случае не имеет, на мой взгляд, принципиального значения. Другое дело, если бы квалифицированные специалисты из Германии, прибыв в Дуньхуан, стали срезать замечательные фрески пещер Могао, ибо трудно представить, что они устояли бы против соблазна. При таком развитии событий уникальный памятник очень скоро разделил бы участь многих ограбленных монастырей и храмов.

Знаменитый русский живописец и разносторонне образованный интеллигент Н. К. Рерих (1874–1947 гг.), в начале апреля 1926 года направлявшийся во главе экспедиции из Карашара в Урумчи, долго размышлял об опустевших храмах и монастырях, о мотивах, побудивших ученых с мировым именем принять самое активное участие в разрушении древних памятников: «В пути думалось: не правы европейцы, разрушая монументальные концепции Ближнего и Дальнего Востока. Вот мы видели обобранные и ободранные пещеры. Но когда придет время обновления Азии, разве она не спросит: «Кто же это обобрал наши сокровища, сложенные творчеством наших предков?» Не лучше было бы во имя знания изучить эти памятники, заботливо поддержать их и создать условия истинного бережливого охранения. Вместо того фрагменты фресок перенесены в Дели, на погибель от индусского климата. В Берлине целые ящики фресок были съедены крысами. Иногда части монументальных сооружений нагромождены в музее, не передавая их первоначального назначения и смысла. Прав наш друг Пельо, не разрушая монументальных сооружений, а изучая и издавая их. Пусть свободно обращаются по нашей планете отдельные предметы творчества, но глубоко обдуманная композиция сооружений не должна быть разрушаема. В Хотане мы видели части фресок из храмов, исследованных Стейном, а остальные куски увезены им в Лондон и Дели. Голова бодхисатвы— в Лондоне, а расписные сапоги его— в Хотане. Где же тут беспристрастное знание, которое прежде всего очищает и сберегает, и восстанавливает? Что же сказал бы ученый мир, если бы фрески Гоццоли или Мантеньи были бы распределены таким «научным» образом по различным странам? Скоро по всему миру полетят быстрые стальные птицы. Все расстояния станут доступными, и не ободранные скелеты, но знаки высокого творчества должны встретить этих крылатых гостей». Комментарии здесь, как говорится, излишни.

А. фон Ле Кок постоянно отправлял ящики с древностями и отчеты о проделанной работе в Берлин. Спонсоры были в восторге, большой интерес к реликвиям проявил кайзер Вильгельм II. Амбициозный ученый, возглавивший экспедицию в силу весьма неординарных обстоятельств, явно спешил сделать себе имя. Его планам в какой-то мере мешали указания А. Грюнведеля, который предлагал отложить на более поздний срок раскопки в особо интересных местах. Получив очередное письмо, где сообщалось о задержке отъезда А. Грюнвиделя из Германии, А. фон Ле Кок решил рискнуть и направился к пещерному комплексу Безеклык, нарушив все инструкции. О том, что произошло в этом монастыре, читатель узнал в третьей главе.

_{Лэнгдон Уорнер}

Следует подчеркнуть, что у А. фон Ле Кока с А. Грюнведелем сложились натянутые отношения. Во многом это было обусловлено подспудным соперничеством за руководство указанными экспедициями, но главной причиной конфликта стал описанный выше метод работы.

А. Грюнведель, для которого каждый археологический объект существовал в едином пространстве, полагал, что «изъятие фресок ничуть не лучше охоты за сокровищами и грабежа». В своей деятельности он преследовал сугубо научные цели, поэтому всегда очень тщательно срисовывал фрагменты настенной живописи, аккуратно составлял топографические схемы пещерных комплексов.

А. фон Ле Коку мешал не только А. Грюнведель, раздражение у него вызывали и специалисты из России, работавшие во время второй немецкой экспедиции в районе Лэнгдон Уорнер города Куча (вторая половина 1905 г.), — М. М. и Н. М. Березовские. Любопытно, что братья довольно успешно сотрудничали с французской экспедицией во главе с П. Пельо.