Тайны Великой Скифии. Записки исторического следопыта

Между тем, в степях Монголии и Маньчжурии «свято место» отнюдь не пустовало, и на смену тоба пришло новое племя, получившее в китайских летописях название «жужань», или «жуань-жуань». Кто они такие и откуда пришли, китайцы, занятые в это время своими собственными проблемами, не знали. Большинство древних исторических хроник этой страны: «Суншу», «Ляншу» и «Няньшу» считали их родственниками хунну, но это может служить лишь указанием на внешнюю схожесть обоих племен. По легенде, народ жужаней возник как горстка храбрецов, собравшаяся в Степи вокруг некоего Мугулюя, бывшего сяньбийского раба, бежавшего на вольный Север. В плену первопредок одичал, забыл свое имя и семью, зарос волосами до самых бровей, за что и получил насмешливое прозвище — Мугулюй, что значило «плешивый». Китайцы, впрочем, считали похожими на косматых обезьян всех людей европейского антропологического склада, у которых обильно росли бороды на лицах. Поэтому волосатость пращура жужаньского этноса, равно как и сведения о родстве с хунну вполне можно отнести к намекам на европеоидный облик представителей этого племени. Однако язык жуань-жуаней, насколько о нем знают ученые, ничего общего с местными наречиями не имел, равным образом не походил на речь китайцев, хунну и прочих северных варваров.

В конце IV века жуань-жуани, как и другие кочевники Степи, потерпели поражение от могущественного императора Северного Китая Тобо Гуя, основателя державы Тобо Вэй. Правящие в ней осевшие на землю бывшие степняки — тоба и сяньби уже с 495-го года специальным указом императора лишились права на ношение кос, чтобы не выделяться среди подданных. Длинные волосы срезали с не меньшим остервенением, чем боярские бороды в России при Петре, и потомки кочевников будут щеголять модными китайскими прическами.

Впрочем, торжество Северного Китая над прилегающей Степью было недолгим. Уже в 402-м году во главе жужаньской орды встал энергичный и умный вождь Шелунь (в монгольской транскрипции Жалун), по прозвищу Дэудай, что значит — «стреляющий на скаку из лука». В отличие от прочих своих предшественников — степных императоров, носивших, по традиции, идущей еще от хунну, титул «шаньюй», он стал называть себя каганом (или хаканом).

Много позже этот царский титул настолько широко распространился по всему Востоку, что даже первые властители Русского государства, например Ярослав Мудрый и Владимир Мономах, в реальности величались не «князьями», как принято преподавать в отечественной средней школе на уроках истории, а Русскими каганами^{195}.

«Стреляющему на скаку из лука» удалось создать мощное государство, распространившее при его преемниках свое влияние на всю восточную часть Великой степи: от Байкала на Севере до Тибетского высокогорья на Юге и от пределов Корейского полуострова до восточных оазисов Средней Азии. Он покорил многочисленные телеские племена (предков современных уйгуров) и подчинил хунну, бежавших на запад от гнева этнических китайцев.

Относительно уровня развития жужаньской орды мнения специалистов резко разделились. Одни считают, что это было весьма примитивное сообщество — не имеющее культурных традиций и использующее для ведения счета овечий помет. Такую оценку жуань-жуаням дает, к примеру, Гумилев^{56}. Другие ученые утверждают, что у жужаней была не только письменность, но и собственные города, высокоразвитые ремесла. Но все отмечают особую жестокость жужаньских владык по отношению к покоренным народам.

Говорят, что знаменитая восточная легенда о лишенных памяти рабах-манкуртах — своего рода «азиатских зомби» — сложилась именно в ту пору, когда жуань-жуани господствовали в северокитайских степях. К тому же жрецы у этого народа пользовались особым влиянием, и по свидетельствам современников, широко практиковали вредоносную магию. Поэтому обычай превращения рабов в манкуртов при помощи специального обряда и некой волшебной шкуры приписывают непосредственно колдунам данного племени.

В любом случае, этим кочевникам удалось создать государство, нещадно эксплуатирующее покорившиеся соседние народы и промышлявшее грабежом северных китайских провинций. Очевидно, что сами жужани полагали своим уделом не труд, а лишь войну и набеги.

Многочисленные телеские племена, а их насчитывалось в степи до 100 тысяч кибиток, были мирными скотоводами и одновременно «дойной коровой» жужаньской орды. Они воспринимались более агрессивными соседями в качестве рабов и были обязаны поставлять продукты своего животноводческого хозяйства хозяевам — жужаням в требуемом ими количестве.